Впервые напечатано в еженедельнике «Мегаполис-Экспресс» № 30 от 30 июля 1997 года

На минувшей неделе московская алкогольная богема понесла невосполнимую утрату. На 68-м году жизни в бесхоз­ном строительном вагончике, стоящем у стен Зачатьевско­го монастыря, скончался ее лихой предводитель Виктор Сергеевич Романов-Михай­лов, по праву считавшийся столичным «бомжем № 1» – одной из ярчайших городских достопримечательностей.

Без преувеличения все­мирная известность пришла к Виктору Сергеевичу в сере­дине 70-х, когда он впервые появился на знаменитой «Грузинке» (единственном в те годы выставочном зале, где разрешалось тусоваться тогдашним «авангардистам»). Чудаковатый пожилой балагур в затрапезном костюмчике мгновенно завоевал симпатии завсегдатаев бесчисленных вернисажей тем, что мог без труда расколоть первого встречного на щедрое уго­щение, пудря мозги и заго­варивая зубы всевозможны­ми историями одна затейли­вее другой. Его закадычным другом сразу стал кумир художественного андеграунда тех лет легендарный Анатолий Тимофеевич Зверев. Оба бражника, едва успев позна­комиться, быстро сплотились «по интересам». Их совмес­тный запой растянулся на целое десятилетие, ежеднев­но вовлекая в свою орбиту целые сонмы беззаботных и праздных бездельников. Ста­ринные шестикомнатные апартаменты Виктора Серге­евича на улице Рылеева, в которых одновременно про­живали несколько его от­ставных и действующих жен, превратились в клокочущий вертеп, двери которого не закрывались даже ночью. Увы, в 1986 году Анатолий Тимофеевич первым сошел с дистанции, благополучно от­дав Богу душу.

Не проходило и недели, чтобы на огонек к Романову-Михайлову не заглянули за­рубежные телевизионщики. Они охотно снимали перманентную оргию, подавая ее как репортаж из советского нонконформистского подпо­лья.

Вскоре, однако, на про­сторную жилплощадь в цен­тре города положила глаз некая могущественная орга­низация, и хозяина с помощью местной милиции, ус­тавшей реагировать на бес­конечные сигналы по поводу творящихся в «нехорошей квартире» безобразий, реше­но было принудительно пе­реселить в однокомнатную хрущобу на окраине. В один прекрасный день к дому подкатила бригада амбалов. Они энергично вынесли и свалили у подъезда дюжину густо пропитанных мочой матрасов (на которых их владелец успел зачать более сорока появившихся на свет детей), несколько тысяч еди­ниц стеклотары, видавший виды кухонный стол, пять колченогих табуреток, груду какого-то бесформенного хлама (другого «добра» у предводителя московских ал­конавтов просто не нашлось) и кучу с трудом врубавшего­ся в происходящее народа. Дверь, само собой, тут же опечатали.

Оказавшись на улице, гордый Виктор Сергеевич категорически отказался под­чиняться произволу и наси­лию, поклявшись, что никуда дальше естественного ареала своего обитания (то есть района метро «Кропоткинс­кая», где он родился и вы­рос) не поедет, после чего предложил как ни в чем не бывало продолжить выпивать и закусывать в обнаруженном неподалеку полуразрушенном особняке. За паспортом, в котором стоял штамп о вы­писке, он приходить не захотел, поскольку, будучи чело­веком по-настоящему сво­бодным и независимым, в документах, удостоверяющих личность, решительно ника­кого смысла не видел.

Он остался верен себе, умудрившись в течение це­лого десятилетия просуще­ствовать на одном месте, меняя разве что только «интерьеры». Шумные, много­людные «новоселья» гремели то в подвале под руинами предназначенного к сносу дома, то в кузове «ничейно­го» грузовика, то в покину­том торговом киоске. На его счастье, он ни на минуту не оставался трезвым и в оди­ночестве. Народная тропа к его логову не зарастала. Пообщаться с добродушным и гостеприимным отшельни­ком, который неприкаянностью, безграничным оптимиз­мом, детской беззащитностью и способностью мимохо­дом, как бы придуряясь и ерничая, выдавать идеи по­истине фантастической фи­лософской глубины удиви­тельно напоминал Нико Пи­росмани, приходили и приезжали в любое время суток.

В поисках острых ощуще­ний «в село Михайловское» (как людская молва окрести­ла «хоромы» Виктора Серге­евича) часто наведывались и новые русские, оставлявшие ему «на бедность» увесистые пачки долларов, которые он тут же закапывал в землю где-нибудь поблизости – «на черный день», как он неиз­менно приговаривал. Один из его богатых почитателей, преуспевающий бизнесмен, кстати, и оплатил похороны.

Отпевали последнего ко­роля богемной вольницы и неизменного собутыльника нескольких поколений искав­ших истину на дне бутылки в церкви Ильи Пророка, что напротив храма Христа Спа­сителя, а поминали под от­крытым небом, на близлежа­щей свалке, где он тихо и без мучений переселился в мир иной. На «мерседесах» и «фордах» подвезли водку, колбасу, помидоры. Рассе­лись кто на чем. Разлили по первой. Через час веселье уже вошло в привычную ко­лею и забило ключом. Кале­ки, оборванцы, девушки с фингалами, пьяные неврастеники, бандиты с мобильниками оживленно друг другу что-то доказы­вали. Крысы чуть ли не вырывали из рук закуску. Под ногами собравшихся сновали какие-то чумазые дети, нагло выпрашивая деньги. Беженцы старались впрок запастись продуктами питания. Правда, господ на иномарках ненадолго хватило. Носы за­жали – и только их и виде­ли. А кто попроще, понеприхотливее, те, не исключено, что до сих пор празднуют.

«Мегаполис-Экспресс» № 30 от 30 июля 1997 года