С феерического пред­ставления, фонтанировав­шего одновременно на двенадцати развернутых под ослепительно голубым небом площадках, начался на Красной площади Первый московский международный фестиваль циркового искусст­ва. В последний раз анало­гичное по размаху и масшта­бу пиршество красок, кон­струкций, костюмов бушевало на брусчатке у кремлевских стен в двадцатые годы, ког­да еще не загнанная в лубянские застенки раскрепо­щенная фантазия художников-футуристов затейливо расцве­чивала рабоче-крестьянские гулянья по случаю «революци­онных» юбилеев. Президент Российской цирковой компа­нии Людмила Яирова и вице-президент Александр Калмыков спустя десятилетия вновь подарили москвичам возможность почувствовать себя свободными и счастливыми участниками пестрого, искрометного карнавала, бушевавшего в течение целых пяти дней в самом центре столицы. По сути им впервые удалось вернуть праздник туда, где он продолжался до тех пор, пока место народно­го ликования не осквернили ссохшейся мумией и сгнив­шими задолго до смерти их владельцев костями больше­вистских палачей и людоедов, превратив его в сатанинское капище, где верховные жрецы коммунистического масонства ежедневно отправляли свои зловещие ритуалы.

Не зря говорят, что где цирк, там радость, веселье и простодушие, потому что он – единственное из искусств, которое заведомо исключает даже малейший намек на мрак, пессимизм, уныние, ненависть и чернуху. Манеж отторгает корыстных, алчных, завистливых, интригующих. При сегодняшних заработках на нем остаются и добивают­ся успеха разве что только подвижники и одержимые. Неспроста же существует по­верье, что обидеть циркового актера – все равно что при­чинить зло ребенку или мона­ху. Вот почему обозревателя «М-Э» повергло в шок извес­тие о том, что среди гонителей мероприятия оказался не кто иной, как Юрий Лужков – по слухам, даже пытавшийся убедить патриарха предать клоунов, акробатов, дрессиро­ванных зверюшек, а заодно и явившихся полюбоваться на них горожан анафеме. О при­чинах его негативного отно­шения судачат всякое. Неко­торые предполагают, что про­тив г-жи Яировой мэра на­строил его друг Юрий Нику­лин, который давно, оказыва­ется, лелеял мечту организо­вать нечто подобное под сво­им личным руководством, но из-за недостатка средств и здоровья так и не смог приступить к осуществлению тру­доемкого замысла. Как бы там ни было, но руководите­лям Росцирка, в течение по­лугода слезно просившим го­родского голову принять их, чтобы сообща обмозговать связанные с предстоящим эпохальным событием вопро­сы, мэр в аудиенции систе­матически и категорически отказывал. В результате при­шлось обращаться непосред­ственно к г-ну Черномырди­ну. Узнав о том, что нечто затевающееся на подведом­ственной ему территории ре­шено обсуждать за его спи­ной, г-н Лужков вскипел от негодования, особенно якобы после того, как ему позвонил премьер и сказал что-то вроде того, что ты, дескать, хоть и хозяин в столице, но Крас­ная площадь пока находится в ведении правительства, а по­тому командовать парадом буду я. В ответ мэр привел «убийственный» аргумент о наличии в непосредственной близости от предстоящей вакханалии одновременно и коммунистического могильни­ка, и православного храма, возле которых устраивать скоморошьи игрища по хрис­тианской традиции вроде бы как грешно (к сожалению, реальные мотивы, побудившие г-на Лужкова выступить про­тив фестиваля, нам выяснить так и не удалось).

Тут настал черед призаду­маться Его Святейшеству Алексию, на что, собственно, лучший друг занятых возведе­нием храма Христа Спасителя вольных каменщиков и рассчитывал. Слава Богу, в патриархии отыскались свет­лые головы, вспомнившие, что на Руси издавна балаганы ставили на ярмарках, распо­лагавшихся подчас прямо на городских площадях возле кафедральных соборов, и по­тому ничего безбожного и предосудительного в том, что простой человек заодно и удовольствие получит, и свечку зайдет поставит, и товар купит-продаст и рюмку-другую пропустит, при всей ос­троте конфликта отыскать не­возможно. Что же касается вечно живого экспоната, то еще болгары, когда им при­везли из Москвы ихнего забальзамированного Димитро­ва, вышли на улицы Софии с транспарантами «Мы правос­лавные, а не древние египтя­не!» Так что, поразмыслив, дипломатичный Святейший тусовку на главной площади страны и не поддержал – чтобы, само собой, с мэром не ссориться, но и не про­клял – а то чего доброго к зюгановским подголоскам причислят.

Не иначе как из чувства солидарности с начальником все чиновники (включая тех­нический персонал) столично­го правительства праздник дружно проигнорировали, по­хоже, запретив появляться на нем даже своим чадам и до­мочадцам. Если так, то осо­бенно обозревателю «М-Э» детишек высокопоставленных жалко. Видно, так и придет­ся им по Диснейлендам одебиливаться, хотя и в отечес­твенных широтах есть чему подивиться. Той же дюжине арен, оформленных художни­ком-постановщиком Борисом Красновым в форме архитек­турных сооружений минувших эпох – средневековых замков, венецианских дворцов, римс­ких амфитеатров и египетских храмов, наполненных персона­жами, одетыми в соответству­ющие костюмы и выполняю­щими замысловатые трюки, поставленные Александром Калмыковым и связанные в единое целое режиссерами Александром Гримайло и Вя­чеславом Бариновым. Или кавалькаде из сорока разнокалиберных экипажей, доста­вивших  конкурсантов под марш военного и клоунского оркестров к гигантскому ша­пито, привезенному из Мон­те-Карло. В нем под взгляда­ми компетентного жюри, возглавляемого Мстиславом За­пашным, шла конкурсная программа, состоявшая из представленных шестьюде­сятью странами номеров и аттракционов. Шестнадцать из них – российские, подтвер­дившие, что, несмотря на, казалось бы, бредовость и безнадежность происходящего в стране, в цирковой зре­лищности и изобретательности с нами мало кто способен сравниться, и если вспыхива­ют в том же, скажем, Китае звезды, достигшие запредельного, опережающего зритель­ское воображение мастерства, то будьте уверены – у нас всегда найдется, кому их превзойти. Была бы «печка», от которой вести отсчет и танцевать, а смекалки, упор­ства и фантазии нам не за­нимать. Нашел же мужество преодолеть безнадежную ситуацию один из блистательных российских коверных Алек­сандр Диаманди. Он всегда выходил на манеж с партне­ром, который буквально нака­нуне фестиваля получил тяже­лейшую травму. Их дуэт пре­тендовал на призовое место. Александр не сдался, не упал духом, не спасовал, в пос­леднюю минуту на ходу пере­делав репризы с двоих ис­полнителей на одного. Обоз­реватель «М-Э» видел, с ка­ким участием ему помогали все, кто только мог. Коллеги, друзья, близкие. Он отработал безупречно, вызвав восхище­ние жюри и до слез рассме­шив почтеннейшую публику, до отказа заполнившую шапито.

В антракте и после окон­чания представления можно было потолкаться в «походно-полевом» буфете, где по вполне демократичным ценам отпускалось что душе угодно. Чем, конечно же, не премину­ли воспользоваться кочующие по городам и странам цирко­вые, чьи гастрольные пути-дороги не пересекаются под­час в течение многих лет. Отмечать встречи после до­лгой разлуки особенно радос­тно. Обозреватель «М-Э» ис­пытывал дополнительное удо­вольствие,, распивая спиртные напитки на до боли знакомых «священных» булыжниках. Мысли его текли приблизи­тельно в следующем направлении. Если, согласно класси­кам афористики, человечест­ву рекомендовано расставать­ся со своими заблуждениями непринужденно и по возмож­ности с максимальным артис­тизмом, то команде, задумав­шей и воплотившей цирковую мистерию, можно смело воз­водить монументы и навеши­вать на грудь ордена. Ведь им удалось то, чего добива­лись, но не сумели довести до конца отдавшие приказ спалить к чертовой матери Белый дом в октябрьские дни такого же ласкового бабьего лета трехлетней давности. Тогдашней операции не хва­тило одного – цирковой лег­кости, игривости и виртуоз­ности, именно поэтому она завершилась трагедией. Се­годня последний коммунисти­ческий бастион взяли не только без кровопролития, но под аккомпанемент празднич­ного фейерверка и оглуши­тельных взрывов смеха и ап­лодисментов, что вселяет в сердце обозревателя «М-Э» надежду прогуляться по Красной площади, когда она нако­нец обретет изначальное, историческое предназначение, превратившись из номенкла­турного колумбария в арену для праздника, который будет продолжаться еще по мень­шей мере ближайшие 850 лет.

«Мегаполис-Экспресс» № 39 от 9 октября 1996 года

Водки рождаются и умирают, а бессмертное человечество продолжает поглощать их с прежним энтузиазмом. Не успев прийти в себя после знакомства с «запотевшей» «Кремлевской» и постоянно «подмигивавшим» нам «Распутиным», мы оказа­лись на мушке у компании «Дока – защищенное качес­тво», пальнувшей по российским любителям горячитель­ного сразу десятью разновидностями «Довганя» – «Хлеб­ной», «Дамской», «Зимней», «Золотой», «Медовой», «Ли­монной», «Померанцевой», «Клюквенной», «Лесной» и «Царской». Разлитые по «фирменным» бутылкам, над формой которых колдовала целая дизайнерская лаборато­рия, все они на минувшей неделе в неимоверном коли­честве красовались на столах перед входом в арт—кафе «Ностальжи», и любой ока­завшийся на Чистопрудном бульваре прохожий в течение нескольких часов имел воз­можность безвозмездно и беспрепятственно приклады­ваться к каждому из сортов. Правда, без закуски и запив­ки, чтобы не переступать гра­ницу, отделяющую «дегуста­цию» от «нажирания». В ка­честве благодарности за уго­щение гражданам предлагали расписаться под обращением в Госдуму с требованием рассмотреть законопроект «О винопитии на Руси», состоя­щий всего из трех пунктов: 1) Веселие Руси питие есть. 2) Доброе веселие от доброго вина и 3) А тех, кто не со­гласен, поить, пока не согла­сятся.

Зато на приглашенный внутрь злачного заведения бомонд никакие ограничения (в первую очередь количес­твенные) не распространялись. Светских тусовщиков встречали горы омаров и прочих осетрино-судаковых изысков и деликатесов. От пестроты и разнообразия эти­кеток, запечатлевших едва ли не всех представителей фло­ры и фауны Отечества на фоне милых русскому сердцу деревенских пейзажей, рябило в глазах (по замыслу разработчиков, «Довгань» призвана стать составной частью «национальной идеи», которая рождается сегодня в недрах ведомства г-на Чубайса, и подчеркнуть принадлежность употребляющих ее к стану «просвещенных патриотов»).

Собравшимся предстояло испытать свой интеллект на прочность, выступив в роли участников «пьянарного» засе­дания Думы, посвященного 4000-дневному юбилею гор­бачевской попытки «покарать» советский народ запретом на единственно доступное удовольствие – пьянку. Функции спикера взял на себя король шоуменов Олег Назаров. Прежде чем пропустить «по первой», «депутаты» почтили минутой молчания память жертв антиалкогольной кампа­нии, трагически погибших от отравления суррогатами, пос­ле чего пародист Михаил Грушевский от имени Бориса Николаевича обратился к при­сутствовавшим с посланием, в котором провозгласил, что отныне каждый, кто претенду­ет на ответственную государственную должность, обязан доказать лояльность к спирт­ным  напиткам  вообще и к продукции «Доки» в частности. Неожиданно в зал влетел «гонец» с улицы, объявивший, что требуемый «миллион под­писей» среди населения нако­нец собран и можно присту­пать к слушаниям на закон­ном основании. Разбившись на фракции, «конгрессмены» ринулись в бой. «Женщины России», само собой, доказы­вали преимущества «Дамс­кой». «Державники» агитиро­вали за «Царскую». Аграрии восхваляли «Хлебную». «Яб­лочники» за неимением одно­именного сорта решили под­держать «Лимонную». «Регио­ны России» в лице «началь­ника Чукотки» Михаила Коно­нова протаскивали «Клюквен­ную». Взгромоздившийся на трибуну генсек Брежнев про­изнес прочувствованную речь о достоинствах «Золотой», за что тут же был удостоен вице-президентом «Доки» Вя­чеславом Юдиным звания «десятижды «Довганя» Совет­ского Союза» с прикреплением к его сверкающему награ­дами мундиру соответствующего числа дополнительных «звезд».

Чтобы прекратить бес­смысленное переливание из пустого в порожнее, г-н На­заров предложил соломоново решение – установить исти­ну посредством самого «зеле­ного змия», которого он предусмотрительно прихватил с собой. Сидевшая «в кустах» девушка тут же вынесла средних габаритов питона по кличке Кузьмич, появившего­ся, по ее словам, на свет в разгар уничтожения пьющих как класса и названного так в честь инициатора садистичес­кого замысла Егора Кузьмича Лигачева. Однако Кузьмич, к явному разочарованию отча­явшихся прийти к «консенсу­су» судей и нескрываемому удовольствию представителей фирмы-производителя, лакал из всех емкостей подряд с одинаковым рвением, пока не откинул копыта, безжизненно распластавшись у ног запол­нявших паузы музыкантов. Одновременно с ним перестал реагировать на происходящее до сих пор умудрявшийся ак­тивно поддерживать дискус­сию обозреватель «М-Э». Последним, что донеслось до его сознания, был содержа­тельный диалог г-на Назарова с Владимиром Шаинским.

– Ты «Чунгу-чангу», блин, со­чинил после того, как из го­лубого ручейка хлебнул, или по трезвянке? – допытывал­ся у популярного композитора король шоуменов.

Ответа ваш покорный слуга, увы, уже не разобрал.

•

Как ни странно, на следующее утро обозреватель «М-Э» вопреки опасениям обнаружил голову в первозданной свежести (видимо, все же не безрезультатно алхимики из «Доки» в течение нескольких лет бились над секретом ан­типохмельного «философского камня», который, если сделать вид, что мы им поверили, они заложили в основание изобретенной ими огненной воды), и он смог беспрепятственно продолжить питейные упражнения в ресторане «Талант», где прилетевший из Нью-Йорка продюсер Виктор Шульман давал бал для сво­их «крутых» московских друзей (мы условились не называть их поименно). Концертная программа растянулась до утра, что легко объяснимо, если принять во внимание неоценимый вклад г-на Шульмана в упрочение аме­рикано-советско-российской дружбы. Оказавшись в числе отчаянных конкистадоров третьей волны эмиграции, он не только добился всемирной известности и признания в качестве самого за­душевного исполнителя лири­ческих песен всех времен и народов (с преобладанием, конечно же, написанных его соотечественниками), но и стал первым, кто, не побояв­шись попасть в «черные списки» блюстителей нрав­ственности из ЦК КПСС, еще в «невыездные» годы регуляр­но «вывозил» в США Пугаче­ву, Высоцкого, Кобзона, Магомаева, Жванецкого, Хазанова и еще около полусотни не менее блистательных звезд. Многие из них, беря в руки микрофон, в тот вечер нашли для хозяина застолья не только слова благодарности, но и старинные фонограммы. Официанты падали с ног, поднося и меняя тарелки с яствами. Напитки и тосты растекались полноводными реками. Брайтонский ветеран и старожил Анатолий Могилевский, появившись в со­провождении двух прелестниц – брюнетки Ады и блондин­ки Раи, проникновенно пел о горечи расставания с родной Одессой, о цыганской доле, отчаянной бандитской любви, загубленных на чужбине судь­бах.

«Мегаполис-Экспресс» № 38 от 2 октября 1996 года

Сотрудница одного из НИИ, специализирующихся в области психологии, Галина Снежко совершенно случайно сделала «открытие века» – причем отнюдь не в «своей» области знаний. Приобретя фирменный измельчитель пищевых отхо­дов, г-жа Снежко высказала в компании знакомых мысль о том, что устройство вполне способно служить идеальным средством по «безотходной» переработке человеческого материала. Видимо, кто-то из сидевших за одним столом с г-жой Снежко оказался свя­занным с криминальным ми­ром. Через неделю г-же Снежко стали звонить неиз­вестные люди со словами благодарности. Как оказалось, ее совет помог нескольким убийцам безнаказанно скрыть следы преступления.

 «Мегаполис-Экспресс» № 38 от 2 октября 1996 года