Москва 22.2.74.

Игоречек, здравствуй во веки веков!

И скорее возвращайся, а то ведь нужно с почетом проводить всех наших друзей. А то ведь напасть какая! А? Все вещи пакуют и на чемоданах сидят. Вот Лойра Кучерович уже второе приглашение получила, и господин Мамлейн тоже справочки собирает, и Борух Козловер тоже вызов получил. Прямо эпидемия какая-то! Так однажды утром проснешься и вдруг окажешься каким-нибудь Левой Талочбергом. А еще в Москве стало очень распространенной шуткой или мистификацией что ли. Ложится человек спать, а утром оказывается во Франкфурте-на-Майне. Ничего, конечно, не понимает, пытается выяснить, как там на Солянку пройти или в Черемушки проехать, а его никто не понимает, плечами пожимают и восторженно аплодируют. Вот это вот хохмочка! Так что приезжай скорее. А еще перед тем как приехать сюда закажи себе визитные карточки. На них пишут фамилию, имя и отчество (или без отчества), адрес, телефон и профессию. Конечно, ты не пиши истопник, а что-нибудь понепонятнее. Например, диссидент (или как оно там называется?). Что это такое, толком никто не знает. Но, по-видимому, какая-то новая модная профессия. Я подозреваю, что это от слова дезинсекталь и вероятно связано с морением клопов, которых в Москве развелось жуткое количество. Возможно, что это относится и к тараканам, точно не знаю, но звучит это очень современно и модно. А на обратной стороне карточки нужно все это повторить, только на английском или еще каком иностранном языке – например, японском. Читать далее →

Москва. 17.9.73

И еще раз здравствуй!

Вот видишь письмо твое провалялось и так я его и не отправил. А почему? А потому! Вначале Жарких из Ленинграда приехал, потом Кристина в Пекин уехала, потом Козлов из Прибалтики приехал. А уж потом я тихо в себя опосля всего этого приходил.

Сентябрь какой-то высокоалкогольный наступил. Немухин запил (не пил 3,5 месяца). Потом Плавинский запил (не пил 1,5 года). Потом Калинин запил (не пил 3,5 года). Надеюсь, что хоть Харитонов не запьет. У него в Дмитрове 10-го выставка открылась в краеведческом музее. Пейзажики. Я пока еще не ездил смотреть. Вчера Сашка звонил оттуда. Пока все нормально. Да, вероятно, все нормально и будет. А козловскую работу я видел 14-го, но затрудняюсь тебе ее описать, потому что состояние у меня было несколько рассеянное и отвлеченное. Я даже фужер джина принял за какую-то гнусненькую водичку, чуть сдобренную одеколоном. Единственное, что я заметил, – картина раза в два меньше «Евангелистов» отдельных. И еще, что евангелистов там целая орава, во всяком случае не менее четырех. На следующее утро я проснулся на чем-то жестком в каком-то абсолютно незнакомом мне помещении от сильной боли в области шеи. Лежал я абсолютно одетый и прикрыт был дубленкой, похожей на мою. На стенах висели картины. Дубленка оказалась моей. И картины тоже. Потом я признал и комнату. Вот только спал я на сундуке, а голова у меня находилась в какой-то щели. До сих пор поворачивать больно. Читать далее →

Москва. 9.1.73 До обеда

Здравствуй, здравствуй, Игорек Дудинский!

Письма твои стали приходить пачками. Когда выйдет твое ПСС, то в ХХХХ000-надцатом томе будут, видимо, только «Письма к Талочкину из Магадана». А я вот видишь тоже сел писать тебе сегодняшнее дообеденное письмо.

От Москвы лучше держаться подальше. Это тебе Миша правильно написал. Художнички все из Москвы по своим загородным поместьям расползаются. Рабин в свою деревеньку еще в декабре уехал. А Плавинский с Калининым завтра отбыть собираются. А на Москву сейчас мор нашел вирусный с осложнениями. Не иначе как КГБ, с агентами иностранными израильскими объединившись, на нас наслало. И тебе, батюшка, лучше не сюда возвращаться, а отползти от Магадана подальше – метров на 150, в чащобу, вырыть берлогу или нору там какую и сидеть тихо. А при приближении человека выть начинать по-звериному, на разные голоса, чтобы он испугался и убег поскорее. А в берлогу натащить побольше всяких там чукчанок, гречанок, японок и т.д., чтобы они на добычу по ночам выходили и содержали тебя, господина ихнего, в холе и довольстве и самые лучшие свежие куски тебе приносили. А еще шкуры, снятые со всяких там начальничков местных и неместных и прочей публики, по тайге и тундре праздношатающейся. А потом эти чукчанки самые охрабреют и обнаглеют (или окагэбеют) и до самой Москвы доберутся своими тропами таежными и выкрадут и к тебе доставят Капланчика, Урусыча, «Слабоумного», «Глухонемого», меня грешного ну и пр. и пр. и пр. И будем мы все в радости и довольстве дни наши и ночи проводить в приятных для слуха беседах дружеских и диспутах с тобой за колючей проволокой. Или может не за очень уж колючей, а просто так чуть-чуть колюченькой или даже совсем наоборот – очень мягенькой. Читать далее →