В самом-самом начале 60-х я впервые оказался в гостях у моего будущего друга, учителя и великого художника Бори Козлова. Он тогда только начинал писать свои яркие фигуративные композиции, в которых огоньки горящих свечей причудливо переплетались с церковными куполами. На каждой картине обязательно присутствовала надпись: «Могила № 1275» (цифр уже, конечно, не помню). Когда я спросил, что значит могила и номер, Леня Талочкин, который меня тогда и привел к Козлову, с пафосом и многозначительно прошептал: «Боря только что совершил паломничество на могилу Пастернака». Потом Леня объяснил, что на Козлова произвела впечатление воткнутая в землю табличка с номером, и он решил вставить ее в композицию. Тогда памятника еще не было.

Меня поразило выражение «совершил паломничество». Но когда я чуть позже обосновался в московском андеграунде, то понял, что на моих глазах возникает очередной ритуал, в который вовлекалось все больше и больше народа.

Так получилось, что появление могилы, а вскоре и памятника на ней, мистическим образом совпало с набиравшей обороты хрущевской оттепелью, а заодно и с началом сексуальной революции – что особенно важно, поскольку мы были молоды, любвеобильны, а с жилплощадью в столице была напряженка. Поэтому уединяться вдвоем для любовных утех было негде. А тут кстати появилось место, где стало возможным (особенно в летний период) убить сразу двух зайцев – и ритуал соблюсти (типа совершить паломничество), и от души выпить и потрахаться. Я уверен, что по количеству лишений невинности на сакральном месте могила Пастернака вполне могла бы претендовать на попадание в Книгу рекордов. Там счет идет на тысячи – если не десятки тысяч. В те годы многие обитательницы богемы на предложение заняться любовью, шутя отвечали: «Только на могиле Пастернака».

Новому поветрию в первую очередь способствовало место расположения могилы. Во-первых, рядом с Москвой. Добираться – двадцать минут на электричке. Во-вторых, в то время все Переделкино еще утопало в лесах. Если на могиле кто-то был, достаточно было отойти на пару шагов – и вот вас никто не видит. В-третьих, прямо на платформе работал абсолютно романтический, в мамлеевском духе пристанционный буфет, где можно было накачаться портвейном и еще чем покрепче и закусить бутербродами с шпротами или сыром. В-четвертых, в Переделкино и кроме могилы было чего посмотреть и чем удивить своих жаждущих свежих интеллектуальных впечатлений спутниц. Не удивительно, что мода на такие паломничества распространялась стремительно и охватила самые широкие круги интеллигенции – в первую очередь творческой.

Весь ритуал выглядел так. Первые возлияния – в электричке. Потом уже на платформе – в буфете. Благо там уже всегда можно было встретить кого-то из приехавших раньше причащающихся и философствующих знакомых. Оттуда – мимо резиденции патриарха, через храм – на могилу. А дальше – сами понимаете.

Из всех андеграундных святынь – могила Пастернака была самой близкой. Поэтому к ней никогда не зарастала народная тропа в самом буквальном смысле. Даже не знаю, что сыграло более важную роль в формировании московского андеграунда и духовного единения всех нас – творчество Пастернака или его могила.

Снижение протестно-уличной активности вовсе не означает, что Кремль может ликовать. Атмосфера остается тревожной. Чем дальше – тем ряды фронды ширятся. Оппозиционные настроения особенно инфицировали среду офисного планктона. Похоже, что чем ближе к среднему классу, тем негативный стеб становится предметом повседневного обихода. Причем, что характерно, нет даже намека на что-то позитивное, а главное концептуально выстроенное. В мозгах царит хаос, в головах (умах) – каша. Ужасно то, что абсолютно отсутствует вертикальное мышление – чистое как арктический лед и ведущее вверх – к метафизическим категориям. Сплошное растекание мыслями по плоскости – типа играй, гормон. Типичное восстание масс.

Потакание инстинктам – приговор для любой революции. Только рафинированный интеллектуализм и взращенная на почве абсолютной свободы мысль способны обеспечить скачок социума из одного качества в другое. Но наши хунвейбины предпочитают не напрягаться – в который раз используют известные по учебникам технологии (типа набившего оскомину грабь награбленное), которые хороши для установления диктатуры тьмы и смуты, но совершенно не годятся для прорыва в волшебное будущее.

Россия сегодня (в который раз!) напоминает внешне полноценное и даже румяное яблоко, внутри которого завелся ненасытный червь. Внешне источник будущего разложения не виден – вся деструктивная работа происходит внутри. Социальные сети показывают только «задержания». Кого хватают – мы не знаем, потому что фамилии ни о чем не говорят. В то, что люди идут под дубинки ради известных персон из вечно несогласных, что-то не верится. Поневоле возникает мысль о заговоре в верхах на предмет переворота.

Власть, конечно, напряглась. Потому что червь в сочной мякоти свою работу знает. А если так, то плод уже не спасти. Понятно, что весь мир обречен и апокалипсис неизбежен. Однако нормальные социальные системы все-таки можно периодически ремонтировать. И сигналом для реформ служат как раз такие «беспорядки».

Но – увы. Русская трагедия в том, что всякий раз у нас возникает модель, которая заведомо исключает всякую возможность корректировки. Если где-то ломается – то обрушивается все сразу и до основания. До сих пор кое-как проносило. Не иначе как чудом. Но искушать Господа до бесконечности нельзя. В один прекрасный день фактор чуда может не сработать.

29 сентября  

Высшая цель, сверхзадача и апогей искусства – возникновение доминирующего стиля, который подытоживает и вмещает в себя поиски предыдущих десятилетий и дает импульс к разработке философских и мировоззренческих основ на следующий исторический период.

Именно в рождении стиля следует искать оправдание титанических усилий, затраченных как отдельно взятым художником, так и всем творческим сообществом, сформировавшимся на основе общности мироощущения. Собственно с точки зрения целеполагания искусство есть не что иное, как бесконечный поиск стиля.

Утвердившись и став модным, стиль самим фактом своего появления оправдывает все промахи и недостатки, допущенные в процессе его поисков – в том числе превращает непризнанных чудаков, причастных к его возникновению, в гениев, кумиров и учителей.

Ничто так не объединяет и не сплачивает людей, как эстетика, основанная на доминирующем стиле и рожденных им ритуалах. Вот почему уважающая себя власть обязана уделять первостепенное внимание художникам, участвующим в создании общегосударственного стиля.

Возникновение доминирующего стиля означает переход искусства в качественно новое состояние. Вошедший в моду и овладевший умами стиль как бурный поток вбирает в себя всех, кто еще не определился и не нашел себя, тем самым умножая энергию творческого экстаза и прокладывая путь к истинной свободе.  Стиль можно сравнить с маяком, который дает ориентиры всем заблудившимся и растерявшимся, показывает им верную дорогу к сообществу единомышленников и дарит возможность влиться в их творческое содружество.

Государство, не способное создать модный стиль в искусстве, ущербно и дефектно. Только стиль, одобренный элитой страны, подхваченный и растиражированный с ее помощью среди простых людей, наделяет власть легитимностью и подтверждает ее единство с народом.

Вот почему у искусства, в недрах которого так и не родился очередной стиль, нет будущего. Эклектичные, разрозненные и раздробленные на существующих самих по себе авторов художественные экзерсисы можно сравнить с навозом, служащим удобрением для будущих поколений художников, которые рано или поздно придут, чтобы создать новый доминирующий и целеполагающий стиль, призванный объединить творцов альтернативной реальности и тем самым поднять искусство на новую высоту.

28 сентября