Танина приятельница и покровительница, потому что на тридцать лет старше Тани была, объяснила, что когда-то они с Лёвшиным в университете на одном курсе, даже в одной группе учились.

– Сама не знаю, почему мы его за гения считали, но никто, представь, никто на всем курсе не сомневался, что он лучше всех нас устроится.

Приятельница Таню в своем кругу мечтала пристроить, к которому сама, по тому, чем занималась, и вообще общаясь, принадлежала. В кругу же себе не принадлежали, все на корню куплено и продано было, с потрохами, на десять поколений вперед творческая и общественная деятельность предназначалась, социалистические ценности пропагандировать, в собственной стране наездами бывая. Чего никак учитывать не хотела, на что-то все надеясь. Или перед Таней и собой дурака валяла. Таню периодически выставляла. И, что дальше вялой и бесперспективной ночи дело не шло, недоумевала. А всех уже семьи прочно обременяли, и смысла шило на мыло менять и вообще шевелиться не было.

– Только и слышно было. Лёвшин да Лёвшин. Все уверены были, что он знаменитым станет.

– Вот не стал же, да? А он чем занимается?

Из однокурсников бывших Левшин раз в год Таниной приятельнице позванивал, иногда приятельница Левшину позванивала, если настроение и обстоятельства складывались.Иногда в престижном каком-нибудь ресторане поужинать сговаривались. А уж после как-то сама собой постель по старой памяти, с иронией больше. К чему, мол? Таню, однако, свела. Почему-то так решив.

Левшин неподалеку от китайского посольства жил, о знакомстве предупрежденный, баранью ногу чесноком нашпиговав и в гриль заложив. Таня запросто взялась, фартук надев, по-хозяйски, о демократизме левшинском предупрежденная. Угодить стараясь. Где что лежит, спросив.

Танина приятельница тоже за фартук взялась, рукава предварительно засучив. У Левшина несколько американских передников для кухни висело, вроде как набор, одинакового орнамента и разных расцветок. Суеты сразу нелепой столько отчего-то, на стол накрыть – всего и дел. Левшин выпить предложил, суету снять.

– Баранью ногу вот. Ничего придумать не мог, – оправдывался.

Дамы французский коньяк пили, Левшин – водку валютную, из бутылки чуть запотевшей наливая. Бар плотно всегда набит был. Левшин любил, чтоб. Читать далее →