Впервые напечатано в каталоге персональной выставки «Саша Б.», 2014 год

Дети – идеальный индикатор состояния общества. Этакий термометр, измеряющий градус социального комфорта (или дискомфорта). Неспроста психологи советуют приезжим в незнакомый город предпринимателям найти группу детей или подростков и понаблюдать за ними со стороны. Сразу поймешь – с каким контингентом предстоит иметь дело.

Писатели и художники (в первую очередь русские) во все времена фанатично, с пристрастием изучали мир детства, а потом делились своими открытиями с читателями или зрителями. В результате появилась всемирная художественная энциклопедия на тему «Формирование психики ребенка под влиянием окружающей среды». Свой весомый вклад в эпохальное наследие внес молодой живописец из Калуги Александр Бирюлин, который считает, что сразу же после воплощения человеческая душа начинает аккумулировать в себя абсолютно все. От света далеких звезд до запахов из туалета. От энергетики материнской груди до воплей из соседней квартиры. От содержания газетных статей до архитектуры родительского дома.

С другой стороны, если бы не было субъекта, то ни о какой объективной реальности не могло бы быть и речи. Поэтому, по версии Бирюлина, ребенок двуипостасен – он одновременно и продукт, и первопричина. И жертва обстоятельств, и демиург, дающий стимул для функционирования как минимум близлежащего космоса.

Бирюлин актуален тем, что не морализирует, а тем более не «обличает». Он фиксирует и констатирует. Дело в том, что любые попытки выжать из собеседника слезу сострадания – занятие скоропортящееся, потому что критерии постоянно меняются, и то, что сегодня ассоциируется с ужасом, летящим на крыльях ночи, завтра превратится в идеал белизны и пушистости. И наоборот.

Если считать, что сквозной герой представленных работ – их автор (в чем, конечно же, нет ни тени сомнений), то по духовно-генетической закваске Бирюлин – дитя советского парадоксального романтизма (как бы «романтизма вопреки, назло») с его выкрашенными матиссовской зеленью лестничными клетками и незамысловатой абсурдностью скученного и скудного быта. В том, что виновник нынешнего торжества родился уже в самом финале великих идеологических свершений – в 1985 году, нет никакого противоречия, поскольку в Калуге время летит не так стремительно, как в Москве.

Судя по сюжетам, детство автора можно назвать вполне состоявшимся – иначе он не чувствовал бы себя так уверенно среди интеллектуально-эстетических эманаций. Поэтому не стоит выискивать в информационном поле экспозиции что-то вроде «безысходности» и призывов «оградить», а тем более проповеди о пользе ювенальной юстиции. Совсем наоборот. Лично мне кажется, что Александр Бирюлин где-то даже кичится своим внутренним превосходством над более поздним поколением – выращенном в инкубаторе принципиально другой конструкции. Ему, прошедшему мистерию воспитания чувств в келье-камере подцензурного социума, принципиально чужды прагматизм, заштампованность и приземленность сегодняшней молодежи и, как следствие, ее пресыщенность и полное равнодушие даже к некогда вожделенным «запретным плодам». Вы заметили, с каким презрением мальчик с холста из дня вчерашнего наблюдает за происходящим в будущем – то есть сегодня, на наших глазах?

Скупость колорита (экспрессионистский минимализм с подчеркнуто лаконичной палитрой) – неотъемлемая составляющая бирюлинского послания. Собственно в строгой ограниченности выразительных средств  и следует искать ключ к расшифровке авторской сверхзадачи – исследуя истоки человеческой ущербности, показать эволюцию (в светской интерпретации – «деградацию») нищеты духа. От аскетизма внешнего бытия-быта – к дефектности сознания и мировосприятия. От идеи – к ее материальной профанации. От человека – к зомби.