Девчонкам шестидесятых

Распахните шире сердца и двери!
К нам возвращаются
шестидесятые годы!
А значит, мы вынуждены
раз и навсегда подвергнуть
каждого из тех,
с кем нам приходится общаться,
тесту на совковость
и навечно вычеркнуть
из своих телефонных книжек всех,
кто оказался
не по нашу сторону баррикад.

Власть снова повернулась к нам спиной,
и теперь мы имеем право
не считать сто сорок миллионов
зомбированных придурков
своими соотечественниками,
беззаботно оттягиваясь
на безбашенных тусовках
среди океана
любви, выпивки, травы,
искусства и философии.

Привет, девчонки
с горящими
от переизбытка желаний глазами!
Мы так долго вас ждали,
что даже забыли,
что такое тоска.
Скорее помчимся босиком
под ласковым июльским дождем,
осыпая друг друга
солнечными поцелуями –
ведь нас давно ждут
на квартирной выставке
авангардного искусства,
где мы увидим
наших погибших товарищей,
которые воскресли,
воплотившись в новом поколении
московской богемы.

Отныне время
перестанет скукоживаться
и потечет со скоростью
общественного транспорта,
позволив нам за день
побывать в гостях
у тысячи обитателей
наших телефонных книжек,
а вечером всем вместе
обняться и расцеловаться
у памятника Маяковскому,
чтобы послушать и почитать
антисоветские стихи
наших гениальных собутыльников –
потому что антисоветчина
отныне и надолго
станет нашим единственным
энергетическим эликсиром,
позволяющим нам
оставаться богами
среди несметных толп
презренного плебса.

Возбужденные,
мы продолжим
наш братский духовный экстаз,
переместившись
в какую-нибудь коммуналку
на Метростроевской улице,
где очередной городской сумасшедший
уже напечатал под копирку
на пишущей машинке
двести экземпляров листовки,
призывающей советских людей
немедленно восстать и свергнуть
ненавистный кровавый режим.
И он, романтик,
предлагает нам –
таким же романтикам,
то есть его братьям по безумию,
немедленно расклеить их все до одной
по окрестным подворотням.

И мы с Любкой,
окончательно ошалевшие
от всех беснующихся в нас гормонов,
выбегаем куда глаза глядят –
то есть в еще чудом работающий гастроном,
где в последнюю секунду до закрытия
умудряемся взять
пару бутылок нехитрого портвейна.

В конце концов мы обнаруживаем себя
на пустынной улице
среди бесконечного множества
распахнутых настежь
одиноких и безлюдных подъездов,
в каждом из которых
на первом попавшемся подоконнике
мы сливаемся в божественном экстазе,
не забывая оставить на местах
пролития нашей антисоветской спермы
наклеенную с ее помощью
еще более яростную и убойную листовку.

В час ночи,
когда уже вырубили метро,
мы уже вваливаемся
в чей-нибудь заныр –
то есть на кухню,
в квартиру или мастерскую
какого-нибудь непризнанного гения,
где с такими же
шизоидными забулдыгами
и бедолагами,
как мы сами,
нам предстоят бесконечные
выяснения отношений
с Господом Богом,
у Которого мы требуем
все новых бутылок
и без того то и дело
возникающего из небытия
убойного портвейна
и бесконечно материализующихся
пачек плавленого сыра –
наших нехитрых Святых Даров,
позволяющих нам
находиться в эпицентре
альтернативной реальности,
которую мы вдохновенно творим
по своей романтической прихоти.

Полуденное солнце
разбудит нас
среди зарослей лопухов
в какой-нибудь канаве,
где мы очутились
в объятиях друг друга,
наткнувшись на логово
бродячего философа
или ищущего
потусторонних откровений странника.
И мы,
опохмелившись с ним
остатками мистической субстанции,
отправимся стрелять у прохожих
пятнадцать копеек,
чтобы в ближайшей телефонной будке
выяснить,
кто сейчас в загуле.

Потому что божественное предназначение
каждого небожителя шестидесятых –
дарить своим друзьям счастье
быть всем вместе в такой радостный день.

1990-е годы