Москва, 15.07.74
Вот, старик Дудинский!
Решил я тебе еще одно письмо отписать. Надеюсь, что последнее, поскольку говорят, что ты скоро сам к нам пожалуешь своей собственной персоной. Очень буду рад, ежели это не очередным слухом московским окажется, а событием всамделишным. И ты всех своих злопыхателей своим появлением в прах повергнешь, и никто из них не рискнет никогда больше слухи и небылицы подметные о тебе распускать – о том, что ты навсегда решил в своем Магадане поселиться и объявить его столицей мира.
А я хочу отписать тебе о событии весьма достоверном, происшедшем не далее как сегодня утром.
Как ты уже знаешь, сегодня в 10.30 Юрочка отбыл в Вену, где скорее всего и приземлился около 13.00 по московскому времени. Taxi было заказано на 6.30. Я сегодня работаю, служу то есть, а Валентина с Любой провожать его поехали. Дальше все больше похоже на киносценарий.
Валентина с Любой вышли из машины у Юрочкиного дома. Навстречу им из кустов выбежал на четвереньках Юрий Витальевич. Не поднимаясь с коленок и громко крича: «Дисси! Дисси! Дисси!», он подполз к машине и подал руку вновь прибывшим, пробормотав не то приветствие, не то оправдание, после чего с теми же дикими воплями: «Дисси! Дисси!» – опять убежал в кусты и стал продираться сквозь них вдоль тротуара. По другую сторону от дорожки, ведущей от подъезда к тротуару, сквозь кусты в полный рост ломился какой-то мужик в форменной фуражке таксиста и тоже что-то выкрикивал. Первой мыслью приезжих было, что Юрочка несмотря на ранний час сумел надраться сам и таксиста споил.
Со двора доносились какие-то вопли, и Валентина с Любой поспешили туда. По двору носились какие-то люди, из окон выглядывали полураздетые соседи. А на третьем этаже из окна своей комнаты до пояса свесилась Фарида и, истерически рыдая, орала на весь двор: «Совсем охуел! В Вену мудак собрался! В дурдом тебя, а не в Вену! Всю жизнь на трамвае ездил за три копейки! Таксиста увидел – и совсем распался!»
Тут подошел весь какой-то серо-зеленый Юрочка и печальным тихим голосом сообщил: «Котик убежал!»
А котика этого сиамского по кличке Диссидент нужно было в Вену доставить. Котик этот Баху принадлежал. Когда он сам уезжал, то просто не успел на него все документы оформить. В ожидании оказии котик проживал у Баховой тещи в Харысово. И в вечер перед отъездом она его как раз и доставила к Юрочке. По прибытии котик первым делом хотел сигануть с третьего этажа на дерево, но был схвачен на подоконнике. Тогда он выскочил в коридор и в отместку нассал полный ботинок соседу. Сосед, выливая кошачью мочу из собственного ботинка, от растерянности даже не ругался. И вот этот самый Диссидент и исчез самым таинственным образом в тот самый момент, когда в дверь входил водитель заказанного на 6.30 taxi, на котором чета Мамлеевых и должна была быть доставлена в международный аэропорт Шереметьево. Юрочка на коленках облазил все кусты, проверил все помойки и близлежащие чердаки, но котик сгинул. Отъезжанты и провожающие собрались в полном составе в комнате, чтобы присесть перед дорогой. Настроение у всех было похоронное. Фарида больше не кричала и не материлась, а только тихо всхлипывала и причитала: «Бедный котик! Что теперь с тобой будет!» Или: «А что теперь нам Бах скажет! Котика не уберегли!» Искать было уже поздно.
Вдруг нижняя дверца серванта приоткрылась и оттуда, потягиваясь и позевывая, вышел Диссидент. Увидев скопище незнакомых людей, он юркнул под кровать. Юрочка ринулся за ним. Кот героически вырывался, но его держала железная рука. Тогда кот извернулся, вцепился в Юрочку и сквозь пиджак разодрал ему в кровь плечо, а Юрочка прижимал его к себе и говорил: «Котик, миленький, дорогой мой».
Наконец Диссидент был водворен в хозяйственную сумку и застегнут на молнию. Все радостные, улыбающиеся поспешили к машинам. Котик слегка подвывал в сумке, которую Юрочка обеими руками прижимал к груди. В аэропорту котика прогуливали на шлейке и орали ему: «Диссидент! Пойди сюда!» Выпили шампанского.
Потом проходили таможню. В очереди стояли шикарные, холеные отъезжанты в драгоценностях с изобилием дорогих чемоданов и громадных хрустальных ваз. У всех были надменно-испуганные лица и страх в глазах. И все с каким-то недоумением и неприязнью косились на эту группку. Юрочка со встрепанными волосами, в которых торчали сухие травинки, в измятом и перепачканном костюме. Из-под пиджака у него сзади выбилась рубашка, и вид был как после месячного запоя. Он обеими руками прижимал к груди маленькую клетчатую и весьма потрепанную хозяйственную сумочку, откуда неслись на весь зал жуткие кошачьи вопли. Фаридик держала в руках чемоданчик типа спортивных 50-х годов с ржавыми металлическими углами – потертый и кривобокий и хозяйственную сумку – такую же обтрепанную и со сломанной молнией. Краска расплылась у нее по лицу сине-зелеными разводами. Провожающие, по мнению основной массы отъезжантов, тоже выглядели весьма непотребно.
Таможенник открыл чемодан и осторожно, двумя пальцами вынул какой-то непонятный кусок материи. Когда-то он, видимо, был синим, но со временем из-за бесчисленных стирок приобрел какой-то неопределенный грязно-серый цвет. Местами он залинял розовыми и лиловыми разводами. Таможенник расправил тряпку двумя пальцами второй руки, покрутил, как продавец перед покупателем, и недоуменно положил обратно. Это были Юрочкины трусы. Подобные в 40-е – 50-е годы носили футболисты. «Столовое серебро есть? Ложки, вилки?» – строго спросил таможенник. Тут Фаридик несколько оживилась: «Юрочка, как же это мы ложечку забыли в дорогу взять! На столе вот лежала чайная, алюминиевая». «Серебро есть?» – еще раз переспросил таможенник. «Вот… доллары» – Фаридик с виноватым видом протянула ему кошелек. «Нужны мне ваши доллары!» – уже почти зло отстранил ее руку таможенник и открыл хозяйственную сумку: «А это сено вам зачем?» – показывая на пачки шалфея, брусничного чая, перечной мяты, мать-и-мачехи, уже совсем недоуменно протянул он. «Это я пью!» – радостно сообщила Фарида и тут же начала с готовностью вдохновенно объяснять, что от чего помогает. Еле таможенник от них избавился. Потом Юрочка, совершенно растерянный, проследовал назад в сопровождении какого-то должностного лица. Оказывается, кота не взвесили и билет на него не взяли.
Слава Богу самолет взлетел точно по расписанию.
19.07.74
Письмо дописываю только сегодня. Сегодня опять работаю. Твое письмо получил тоже сегодня утром перед отходом на работу. Надеюсь, что ты мое тоже успеешь получить до отъезда.
Коротко отвечаю на твои вопросы. В отношении кооператива вопрос обстоит почти совершенно нереально, если ты непременно желаешь в центре. Где-нибудь в Бибирево еще можно. Приедешь – разберемся. Кудрявцев всерьез уезжает. Вызов есть. Справку с места работы пока никак не получит. Я никуда не еду и не собираюсь. Все художники здесь, поэтому мне там тем более нечего делать.
Письмо к отъезжантам – тоже не дело. Начальство подумает, что ты диссидент, а диссиденты спросят, сколько тебе за него заплатили. Так что письма лучше давай писать друг другу.
Ну а об остальном в Москве поговорим.
Напиши с дороги.
Жду, целую, обнимаю.
Л. Талочкин