Впервые опубликовано в ЖЖ 19 октября 2009 года
Сегодня водил Илюшу в спортзал имени Воронина на стадионе «Динамо». Пока он там бесился, гулял по окрестностям. Увидел туалет своего детства.
Я жил на улице «Правды» с октября 1955 года. Первый класс и сентябрь второго проучился в 545-й школе на Дровяной площади (сейчас 600-я). К осени 1955-го комбинат «Правда» построил дом 11/13, где на одном этаже соседствовали известные политические обозреватели и простые рабочие – линотиписты, верстальщики, печатники. Отцу впервые в жизни дали отдельную двухкомнатную квартиру за номером 13 на пятом этаже в первом подъезде. До сих пор мы жили в коммуналках, хотя он и работал в Кремле в группе советников Сталина. 12-ю квартиру с другой стороны лестничной площадки заняла семья корреспондента «Правды» в ФРГ Владимира Михайлова. Соседняя с ними 11-я квартира была коммуналкой, где разместили две или три рабочие семьи. Нашим ближайшим соседом стал известный театральный критик Николай Абалкин. Он работал в отделе культуры «Правды». Ему досталась 14-я квартира. Мой отец работал в отделе стран народной демократии у Льва Толкунова, которому тоже дали квартиру в 6-м подъезде нашего дома.
С октября я пошел во второй класс 220-й школы. Она стояла прямо напротив дома. На уроках я все время смотрел в окно нашей квартиры в ожидании, когда там мелькнет мама, папа или домработница. Учительница то и дело делала мне замечания, чтобы я следил за происходящим в классе.
В день, когда мы переехали и расставляли мебель, я вышел во двор. Там оказалось полно моих знакомых сверстников или ребят чуть старше, с которыми мы вместе проводили лето на правдинских или других госдачах – на станции «Правда» Ярославской железной дороги, в Серебряном бору или в Дзинтари. Все были радостно возбуждены от мысли, что теперь мы будем жить в одном доме. Тут же познакомились с местными пацанами из окрестных домов. Они сказали, что собираются на стадион «Динамо», где пленные немцы достраивают роскошный бассейн – целый дворец. Чтобы отправиться туда, нужно было немного подождать, пока немцев уведут. Время пролетело незаметно, и ближе к вечеру мы компанией человек в двадцать пошли искать приключений.
У местных пацанов было что-то вроде традиции. Перед тем, как идти на стройку, они всей кодлой заходили в туалет на Ленинградском шоссе перед будущим бассейном. Я его сегодня сфотографировал. За ним виден бассейн – к сожалению, уже бывший. В 90-е годы Лужков продал его какому-то разбогатевшему менту, и тот устроил в нем салон по продаже иномарок. При Путине клуб «Динамо» пытался его вернуть обратно, но оказалось, что вся прилегающая к стадиону территория клубу уже не принадлежит – все документы о смене собственника были составлены юридически безупречно. Рыбка плывет – назад не отдает.
Бассейн по тем временам был действительно роскошный. Когда его построили, я записался в секцию и ходил плавать. Через сколько-то лет, когда занялся фехтованием, часто участвовал в соревнованиях, которые проходили в здании бассейна. Там был специальный зал для тренировок динамовских фехтовальщиков.
Если бы Митволь действительно хотел и мог сделать что-то позитивное, то постарался бы, чтобы прекрасное, безупречное по стилю здание использовалось по назначению. Да за один интерес к проблеме бассейна префекту САО можно было бы простить все шашлычные извращения. Понятно, что никто уже ничего не отдаст, но уж коли префект так любит себя пиарить, воспользовался бы возможностью показать, что радеет об общем благе, и тем самым привлек внимание к обветшавшему и осыпающемуся памятнику архитектуры.
В день переезда на новую квартиру я с лихой детско-подростковой компанией отправился к бассейну. Первым делом мы всей гурьбой завалились в туалет. Он с тех пор так и стоит, родимый, ни капельки не изменился внешне и все так же продолжает обслуживать проходящих мимо граждан. Из служебного помещения появилась уборщица и стала ворчать, чтобы мы не мочились на пол:
– Чего вы тут забыли. Все равно на стройку идете – там бы и поссали.
Я подумал, что она права, но вскоре, походив по окружающим наш дом деревянным баракам, в которых жили мои одноклассники, и увидев, в каких условиях они живут, понял, что ритуал посещения туалета дарил пацанам, не знавшим, что такое элементарные «удобства», да еще отделанные белоснежным кафелем, возможность приобщиться к благам цивилизации. Для них поссать как белые люди было кайфом. Когда они приходили ко мне и видели, что у нас из крана течет горячая вода, то теряли дар речи.
С бараками вокруг дома связана история – одна из тех, которые впоследствии привели меня на факультет журналистики. Через несколько дней после переезда отец вернулся с какой-то правдистской тусовки, где его приятель – журналист-международник «Огонька» Николай Пастухов рассказал, что в ЦК довольны публикацией, которую с его подачи заверстали в ближайший номер журнала. Папе, видимо, не терпелось похвастаться передо мной своей осведомленностью, и он предупредил, что фотографию нашего дома скоро напечатают в «Огоньке».
У нас в подъезде на первом этаже не было почтовых ящиков. Почту разносили по квартирам и бросали в щель двери, к которой с внутренней стороны был прикреплен ящик. Я с нетерпением ждал свежего номера «Огонька». Через пару дней утром, перед уходом в школу, я услышал, что в ящик бросили газеты. Вытащил их и побежал к отцу, который был дома. Редакция работала ночью, и отец возвращался под утро. Мы вместе стали листать «Огонек» и действительно увидели фотографию нашего дома, причем даже свой балкон и окна квартиры. Отец пробежал глазами материал и сказал: «Вот что такое настоящая журналистика. Молодец Коля».
Оказалось, что московский корреспондент какой-то английской газеты (долго помнил, но уже забыл какой именно) сфотографировал бараки вокруг нашего дома и поместил в своей газете фотографии, сопроводив их соответствующей заметкой – типа в каких ужасающих условиях живут советские люди. Бедолага не ожидал, что тем самым преподнес роскошный подарок своим советским коллегам. Наш постоянный сосед по госдачам международник Пастухов специализировался на Англии (работал корреспондентом «Огонька» в Лондоне) и регулярно читал английскую прессу. Увидев материал, он понес его главному редактору Анатолию Софронову – маститому партийному функционеру и по совместительству известному драматургу и поэту. Они послали фотокорреспондента снять те же бараки, но уже на фоне нашего дома. В результате в «Огоньке» напечатали фрагмент полосы английской газеты с материалом про бараки и рядом – «опровержение» в виде огромной фотографии нашего 9-этажного дома. На ней он выглядел как небоскреб, у подножья которого действительно жались друг к другу несколько жалких строений с фотографии англичанина. Главной изюминкой композиции были набранные крупным шрифтом стихи самого Софронова. К сожалению, я не помню их целиком и не могу найти их в поисковиках. Сначала там было про зарубежных злопыхателей, которые фотографируют помойки, а выдают за наши стройки (кстати, карикатура со ставшей хрестоматийной подписью появилась в «Крокодиле» после той публикации в «Огоньке»), а потом что-то типа вырос дом многооконный, бла-бла. А рядом с ним домишко обреченный – как знак отжившего, идущего на слом (единственная строка, которая осталась в памяти). Предварял материал небольшой врез Пастухова о том, как провалилась очередная затея очернителей советской действительности.
Бараки действительно быстро снесли, а на их месте «Правда» стала строить дом 7/9 и ведомственную поликлинику с больницей.
Посетив туалет, мы с пацанами проникли на стройку. Центральная ее часть была обнесена забором и охранялась, но рядом было что-то вроде пруда. По берегам «водоема» валялся разный строительный хлам. В том числе корыта для замеса бетона. Старшие ребята сразу в них залезли и, используя в качестве весел лопаты, плавали по воде. Я последовал их примеру. Кто-то нашел карбид, бутылку и научил меня, как его взрывать. Рвануло дай боже. Из-за ограды выбежали вохровцы и сделали вид, что погнались за нами.
Когда опасность миновала, я не заметил, как наступила ночь. На Ленинградском шоссе горело несколько фонарей, оно было абсолютно пусто. Ни машин, ни пешеходов. Из моих соседей по дому со мной оставался только мой будущий одноклассник Димка Куликов из второй квартиры, которая располагалась на втором этаже нашего подъезда и была большой коммуналкой. В ней жило пять семей. Через какое-то время ее расселили и переделали под второй этаж детского сада, куда ходил мой друг и коллега Коля Троицкий. Так что теоретически мы могли познакомиться не в середине 90-х в «Мегаполисе», а гораздо раньше. Впрочем, когда ему было пять лет, я уже, наверное, обжимал девушек по подъездам.
Все остальные ребята с нашего двора, кроме Димки, разошлись по домам. Старшие пацаны из бараков тоже решили, что пора закругляться. Я ускорял шаг и понимал, что сейчас мне достанется.
Поскольку я был с головы до ног в грязи, мать сухо приказала мне раздеться до гола и лезть в ванну. На часах было два ночи, а мне было восемь лет. Когда я включил кран, мама вошла в ванну с ремнем и несколько раз ощутимо меня хлестанула. Отец был на работе. Насколько я помню, за ремень мать взялась первый и последний раз в жизни. Папа вообще меня ни разу пальцем не тронул.
Походы на стройку бассейна «Динамо» продолжались до тех пор, пока его не достроили. После чего пруд осушили, территорию благоустроили. Впрочем, в нашем районе мест, где можно было найти на свою голову приключений, хватало. Наученный горьким опытом, я старался себя контролировать и следить за временем.
Главной же достопримечательностью территории возле туалета, который я сегодня сфотографировал, был двух- или трехэтажный особняк из красного кирпича в виде небольшого средневекового замка. Если смотреть со стороны проспекта, он стоял прямо за туалетом, справа от бассейна. Никто из моих собеседников не знал его истории. Подойти же к домику, постучаться и поговорить с его обитателями, как я поступил бы сейчас, мне, второкласснику, как-то не пришло в голову. Позже я привык к особняку как к неотъемлемой части местного пейзажа, моя голова наполнилась другими мальчишескими заботами, и многие вопросы отпали сами собой. Во втором классе я, конечно, ничего не понимал в архитектуре. Сегодня, вспоминая чудо-домик, думаю, что его построили на рубеже веков – стиль модерн не спутаешь ни с каким другим.
Однажды, когда мы с отцом проезжали мимо необычного особняка, папа сказал, что его история связана с карандашным производством в России. Якобы его построил кто-то из потомков карандашного короля Фабера как свою резиденцию в Москве, где его фирма строила карандашную фабрику. Впрочем, папа предупредил, что рассказывает со слов кого-то из знакомых журналистов.
С тех пор я безуспешно расспрашивал о пряничном домике своего детства многих знатоков старинной Москвы. Ни один не смог удовлетворить моего любопытства. Удивляло не то, что его снесли (эка невидаль – на моих глазах стирали с лица земли целые кварталы и улицы), а то, что ни один (подчеркиваю – ни один) из специалистов даже не помнит такого памятника архитектуры. Может, где-то в архивах и сохранились его изображения, но я не вижу смысла тратить время на их поиски. Пусть домик останется в моем беззаботном детстве как одна из его тайн.
Домик исчез сразу после фестиваля 1957 года. В то лето мы жили в Серебряном Бору. Мне было десять лет, и я на 20-м троллейбусе каждый день ездил в самый центр Москвы, чтобы смотреть на иностранцев. На повороте с Беговой на Ленинградское шоссе я несколько секунд любовался сказочным замком на противоположной стороне. В начале 60-х его уже не было.
Сегодня я сделал небольшое открытие. Отправил Илюшу домой с соседкой на ее машине. Она привела в спортзал своего сына, ровесника Илюши. А сам поехал на велосипеде от «Динамо» по Ленинградке к себе на «Аэропорт». Когда проезжал мимо отреставрированного путевого дворца, вспомнил о домике. Тут меня осенило. Представил Петровский парк, когда еще не было стадиона «Динамо». Дворец. Вокруг лес. И домик. С одной стороны лесного массива – дворец. С другой – домик. Конечно же, архитектор должен был спроектировать особняк так, чтобы тот гармонировал с дворцом. Чего и добился.
Я остановился и сфотографировал дворец. Пока он не засверкал после реставрации, а темным мрачным пятном сливался с серым бетоном стадиона – был его продолжением, мне не приходило в голову связать дворец с домиком-замком. Сегодня я понял, что обе постройки – масштабная и миниатюрная – когда-то задумывались как одно целое. Неспроста домик построили из точно такого же красного кирпича, что и дворец.
Конечно, домик жалко. Зато туалет уцелел. Видимо, пока руки не дошли. Кстати, тоже памятник архитектуры, поскольку общественных туалетов такого облика в Москве больше не осталось. Не сомневаюсь, что и его рано или поздно снесут.
