Ира Трунина из безымянной могилы пришла в одну из московских квартир

Впервые напечатано в еженедельнике «Мегаполис-Экспресс» от 26 апреля 1995 года

Крутая книга

История, которую я расскажу, случилась теп­лой осенью, точнее – бабьим летом 1983 года, вскоре после смерти величайшего поэта и одного из королей московс­кой богемы Леонида Губанова. Меня только что подчистую ог­рабила очередная жена – вынесла в мое отсутствие мебель и картины, и я жил среди голых белоснежных стен в своей однушке на улице Кед­рова. Время я коротал в удалом бражничестве с бесконечными компаниями своих безбашенных единомышленников. Мы философствовали и строили планы на будущее, которое казалось туманным. Стояли беспросвет­ные дни застоя, хотя режим не­обратимо загнивал и дегради­ровал. Печататься мне запрети­ли, и я работал швейцаром в гостинице «Восход» на Алтуфь­евском шоссе по системе сут­ки – трое. Сутки продавал из-под полы водку заполнявшим номера кавказцам, а трое пьян­ствовал в компании тогда еще молодого и мало кому извес­тного Александра Дугина, его друга Олега Куприянова, наше­го общего учителя – ззотерика Евгения Головина и еще многих грандиозных или случайных личнос­тей, проходивших сквозь мой «салон» как привидения – зри­мо, но бесследно. Нас обурева­ла страсть к экспериментам – над самими собой и окружаю­щей действительностью. Ин­стинктивно хотелось что-то из­менить, чтобы почувствовать себя полноценными людьми, а не игрушками в руках тупой и циничной Системы. Сашу Дугина я познакомил тем летом с ле­гендарной личностью – Вален­тином Провоторовым – великим поэтом и истинным мэтром практической магии. Он знал немало волшебных секретов и умел манипулировать энергиями.

На­пример, ему не стоило ника­кого труда вызвать локальное землетрясение. Достаточно было разложить на столе несколько игральных карт в определенной последовательности, как все вещи в комнате начинали ходить ходуном. С полок сыпались кни­ги, раскачивались люстры, рас­пахивались двери у шкафов. Особенные праздники случа­лись, когда Провоторов встре­чался с Женей Головиным, ко­торый тоже кое-что умел. Они любили состязаться в магичес­ких операциях, и тогда в комна­те творилось черт знает что. Саша Дугин, конечно же, за всем подглядывал и многое запоми­нал. В конце концов он выведал, что и Женя, и Валя используют рецепты из одной и той же кни­ги. Называется она Picatrix – причем точного перевода слова с латыни никто толком не знал. Полезная книга была написана где-то в двенад­цатом веке, и во всем мире существует всего пять ее экзем­пляров. Один из них хранится в Москве. Само собой, доступа к нему практически нет. Считает­ся, что тот, кто прочел уникальную книгу, получает ключ к господству едва ли не над всем мирозданием. Не знаю, удалось ли Саше вы­ведать, где можно прочитать заветный фолиант, но один рецепт он разузнал. Речь идет о старом и в сущности неплохо известном способе «оживления» трупов. Кстати, более чем деликатной темы Евгений Головин касается в своей статье в десятом номере газеты «Лимонка». Практика вудуизма, зомбирования доско­нально разработана в Централь­ной Африке и в Латинской Аме­рике, где колдовство органично вплетено в местный быт. Убить своего политического противни­ка и на следующий день заставить его труп прислуживать себе за столом в качестве официанта по сей день остается одним из любимых развлечений латиноамериканских и африкан­ских диктаторов. Достигается эффект просто. Необходимо овла­деть энергиями, которые выде­ляет только что умерщвленное тело, после чего как бы «вернуть» их обратно, но одновременно заставив «работать» на себя. Словом, покорить, чтобы манипулиро­вать. Кстати, большевики были неплохо знакомы с подобной практикой – отсюда их маниа­кальное желание «покорить при­роду», «поставить ее на службу человеку». Видимо, мало кому известно, что знаменитые тонтон-макуты, охранявшие дикта­тора Дювалье, все поголовно были колдунами и наводили ужас тем, что умели читать мыс­ли и зомбировать «диссиден­тов».

Главное – выбрать кладбище

Короче говоря, Саша узнал кое-какие рецепты и предложил попытать счастья. Мол, лишнее приключение не повредит. Ос­тавалось только выбрать бла­гоприятное место и время. То, что ритуал должен происходить ровно в полночь, мы знали. Но вот где? На сей счет ничего нигде не говорилось. Остава­лось спросить у обитателей по­тустороннего мира – вытянуть жребий. Написав на отдельных бумажках названия всех москов­ских кладбищ, мы хлебнули по стакану портвейна, и я развер­нул ту, от которой исходили, как мне показалось, легкие вибра­ции. И вслух прочел:

– Немецкое!

Мы решили не откладывать развлечение и отправиться в Лефортово тем же вечером. В тот день с нами пила вся коман­да Володи Степанова – тоже из­вестного мистика из бывшего окружения писателя Юрия Мамлеева. Всей компанией человек в десять они жили в Подмосковье, на чьей-то даче, и бывали в городе наездами. Сам Степанов считал себя кем-то вроде Гурджиева и постоян­но окружал себя учениками, которые жадно ловили каждое его слово. Присутствовала сре­ди нас и одна из моих тогдаш­них девушек – смазливая тол­стушка Аллочка Айзенберг. Так что человек двадцать набралось. За разговорами о загробной жизни время пролетело неза­метно. Часов в девять вышли из дома. Дугин тогда постоянно носил с собой старую карточ­ную колоду и упражнялся в рас­кладывании магических комби­наций. Доехали до метро «Бау­манская», а оттуда пятидесятым трамваем до Госпитального вала. По дороге, помнится, уда­лось прикупить недорогого пор­твейна, с которым в ту эпоху было напряженно. Хотя пили мы литрами, но практически не пьянели, поскольку были посто­янно возбуждены от знакомства со всякими диковинными веща­ми. Когда мы где-то в половине двенадцатого подошли к клад­бищенским воротам, в портфе­лях степановских учеников ока­залось не меньше пятнадцати бутылок. Стаканы и кое-какую закуску прихватили из дома.

Мы не сомневались, что во­рота заперты или их охраняет сторож, и у нас возникнут труд­ности с проникновением на тер­риторию. Хотели даже переле­зать через ограду. К счастью, калитка, несмотря на поздний час, была распахнута, и, хотя в сторожке горел свет, вокруг не было ни души. Мы направились по центральной аллее мимо ста­ринных лютеранских надгробий. Светила полная, яркая луна, что нас обрадовало и вдохновило. В полнолуние, как известно, кол­довство удается лучше. Под ногами таинственно шелестели опавшие листья. Пройдя в даль­ний конец кладбища, мы, не сговариваясь, свернули влево. Видимо, мы уже находились во власти потусторонних сил. На­конец все одновременно оста­новились у какой-то могилы без надписи. Вокруг нее и располо­жились, рассевшись по сосед­ним надгробиям. Первым делом наполнили стаканы. Выпив, по­совещались и решили, что все идет по плану. Вдруг я заметил, что Головин, Степанов и трое из его учеников спят мертвецким сном прямо на гранитной плите. Ситуация показалась мне подозрительной. Выпили мы по нашим меркам и возможностям не так много, что­бы вот так беспробудно заснуть. Видимо, представители иного мира, чье присутствие мы ощу­щали каждой клеткой тела, не захотели, чтобы они участвова­ли в эксперименте.

Саша Дугин посмотрел на часы. До полуночи оставались считанные секунды. Четкими, уверенными движениями он вы­ложил на могильном холме, по­росшем травой, комбинацию из восьми карт. Четыре туза, крес­товую шестерку, десятку и ва­лета пик и червового короля. Затем каждый из нас громко крикнул всего одно слово:

– Пикатрикс!

Ира Трунина из могилы

Результат не заставил себя ждать. Сначала послышался легкий гул. Доносился он из могилы. У меня перехватило дыхание. Точно такое же ощущение испытываешь, когда самолет попадает в воз­душную яму. Земля слегка за­вибрировала. Алла крикнула:

– Что, доигрались?

Затем могильный холм как бы превратился в экран телеви­зора. Между нами и тем, что мы наблюдали, пролегла невиди­мая, но явственно ощущаемая черта. Словно бы мы смотрели кино. Изображение расплылось, размылось, перемешалось, и из мутного тумана, возникшего на месте могилы, появилась худая, изможденная, одетая в лохмотья девушка лет двадцати. Она вся была в земле. Комья свежей грязи спутывали ее черные рас­пущенные волосы. Ее огромные, широко открытые глаза излучали фантастический блеск. Она явно не понимала, что с ней происходит, и пыталась стрях­нуть с себя землю. Такие дви­жения, похоже, делают люди, тонущие в болоте. Мы броси­лись ей на помощь. Подняли, оттащили от края могилы. Сле­дует учесть, что мы находились в глухом и темном уголке клад­бища, куда хотя и проникал лун­ный свет, но мы двигались поч­ти на ощупь.

Отряхнув новую знакомую, мы усадили ее среди нас и на­лили стакан портвейна. Она жадно выпила. Прошло минут пять. Все молчали, потрясенные неожиданностью происшедше­го. Девушку колотила дрожь. Я протянул ей бутерброд с колба­сой и еще стакан вина. Теперь мы выпили все вместе. Полегчало.

­– Черт… ничего не помню, – пер­вое, что произнесла девушка.

Я спросил, как ее зовут.

– Ира, – ответила она.

– А фамилия?

– Трунина.

– Ну вот, а говоришь, что ничего не помнишь.

Она улыбнулась. Мы нервно рассмеялись.

– Пойдем ко мне в гости? – предложил я.

Ира кивнула головой. Нас всех потянуло уйти подальше от места нашего приключения. За­хотелось переместиться в бо­лее привычную обстановку, тем более что никто, к счастью, не пострадал. Мы растолкали Женю и Володю с учениками и подня­ли их на ноги. Саша Дугин рас­сказал им, что произошло. Ни­кто не удивился, отнесясь к факту воскресения из мертвых как к обыденному эпизоду.

Мет­ро уже давно не работало, но я пред­усмотрительно захватил деньги на такси. Остановили рафик или уазик, который подвернулся более чем кстати. По дороге продолжали выпивать, обсуждая с Ирой и между собой детали только что пережитого. Водитель, видимо, принял нас за сбежавших из дурдома пациентов. Ира по-прежнему ничего не могла вспомнить, кроме своих имени и фамилии.

 Алкоголь из-под крана

Дома я разместил всех по углам, а сам обосновался с Ирой на кух­не. Все быстро заснули. Я пы­тался хоть что-то узнать от своей гостьи, но она говорила что-то бессвязное, хотя я понимал, что за ее бредом скрывается некая тайна. Она часто упоминала район Орехо­во-Борисово, где, по ее сло­вам, под землей находится ги­гантский резервуар, в который стекает кровь всех мертвецов, похороненных на московских кладбищах. Периодически он выполняет функции шлюза. Кровь в нем поднимается, при­водя в движение целые районы Москвы.

– Разве у мертвецов есть кровь? – спросил я ее.

Вместо ответа она молча обошла квартиру и, выбрав мес­то, стала водить пальцем по стене. Каково же было мое удивление, когда ее палец, со­вершенно целый, только ужасно грязный от долгого пребывания в земле, стал оставлять на бе­лой поверхности (стены у меня выкрашены водоэмульсионкой) кровавый след. Она написала все то же слово – Picatrix. И начертила крест, обведя его окружностью. Несколько месяцев спустя я неоднок­ратно пытался закрасить над­пись, но она проступала сквозь десятый, а затем и двадцатый слой краски. Заметна она и се­годня. Самое же загадочное в том, что я попросил приятеля, врача, соскоблив кусочек, оп­ределить в лаборатории, действительно ли слово написано кровью. По его просьбе сделали анализ и ответили:

– Да, самая настоящая кровь, но неизвестной группы. Ни у животных, ни у людей такой не встречается.

В ту ночь мы почти не спали. Утром, едва опохмелившись, продолжили обмен впечатлени­ями. Ира рассказала, как на том свете она дружила с шилвочками (она их так назвала), но кто они такие и в чем заключалась их «дружба», она не помнила. Вскоре горячительное закончи­лось, и мы стали спорить, кому бежать. Поняв причину наших препирательств, Ира удивилась:

– Зачем куда-то идти? Вон сколько всего, – и показала на чайник с водой.

Мы ей объяснили, что вода – совсем не то, что может нас сейчас спасти. Но она, казалось, не понимала, о чем идет речь, и налила в мой ста­кан немного воды из чайника, протянув мне. Я попробовал и удивился. В нос мне ударил запах спир­тного. Когда мы мгновенно опустошили содержимое чайника, я наполнил его водой из-под крана. Ира тут же, не прикаса­ясь, снова превратила воду в алкоголь. По вкусу получилось нечто среднее между портвей­ном и водкой. Видимо, количес­тво градусов соответствовало ее представлениям о наших пот­ребностях.

Читатель без труда может себе представить, каких усилий мне стоило остаться с Ириной наедине. Слух о неиссякаемом алкогольном источнике мгно­венно распространился по Мос­кве, и ко мне в дом потянулись толпы. Между тем приближались сорок дней со дня смерти Лени Губанова, и я хотел отметить их выпуском самиздатского сбор­ника, который еще нужно было составить. Требовалось время на то, чтобы перепахать разбросанные по Москве архи­вы нашего покойного гения.

– Ира, не можешь ли мне помочь в одном благородном начи­нании? – взмолился я. – Для начала надо всех разогнать.

Выполнить мою просьбу Ирине не составило тру­да. Народ, основательно осев­ший в моей квартире, как-то незаметно под разными пред­логами рассосался.

Здравствуй и прощай

Ирина сразу же стала меня соблазнять. Легла на один из матрасов, разбросанных по квартире, и поманила к себе. Понятно, что противился я не­долго.

Через пару дней мы Ири­ну приодели. Каждому, кто мне звонил, я предлагал поискать и принести «что-нибудь для де­вушки сорок второго размера, рост примерно мой». Ее обвет­шалые обноски мы заменили на вполне цивильное облачение. Кто-то даже принес замшевое пальто – правда, бывшее в употреблении. Мы основательно отмыли ее в ванне, а мои девушки задарили ее космети­кой, шампунями и духами. Она сияла и благоухала, как супер­модель. Ее жгучая, вызывающая красота ослепляла и сводила с ума многих моих знакомых из богемного андеграунда.

Однако где-то на десятый день нашей беззаботной жизни (я на все плюнул, позвонил в гостиницу и сказал, что всерьез и надолго заболел) Ирина ста­ла, как пишут в романах, прояв­лять признаки беспокойства.

Однажды проснувшись, грустно улыбнулась и сказала:

– Знаешь, мне, пожалуй, пора.

Я сделал вид, что не понял, как-то отшутившись.

– У тебя в холодильнике – белая смерть, – вдруг на полном серьезе предупредила меня Ирина.

Мы лежали, прижав­шись друг к другу. Она подня­лась, вышла на кухню, открыла холодильник, вынула пакет с молоком и вылила его содер­жимое в раковину.

– Если бы не белая смерть, все было бы хорошо, – приго­варивала Ира.

Вдруг она остановила взгляд на люстре.

– Если хочешь, чтобы я задержалась, дай мне молоток, – приказала она.

Я решил, что она хочет раз­бить плафоны, и не ошибся. Покорно отыскал среди инструментов молоток и протянул ей. Пусть делает, что хочет, только бы не исчезала. Оказывается, я успел не на шутку к ней привя­заться.

Плафоны она действительно разбила. Не спеша, один за другим. Подошла к окну и долго смотрела куда-то. Я подмел пол, собрал осколки, вынес в мусоропровод. Обнял ее. Она отозвалась жарким поцелуем.

– Я думала, что можно что- то изменить. Оказывается, не­льзя, – прошептала она.

Меня охватила дикая, живот­ная тоска.

– Мне надо быть на том месте, где мы встретились, – сказала Ирина.

– Я пойду с тобой, – пред­ложил я.

– Нет, – возразила она. – Тебе там больше нельзя появ­ляться. Ты столько натворил, что тебе даром не пройдет. Мне тебя жалко.

– Семь бед – один ответ, – грустно пробормотал я.

– Долгие проводы – лишние слезы. Так ты говоришь друзьям, когда они уходят? – улыб­нулась она. – Знаешь, я кое-что вспомнила. У меня был эрдель­терьер – похожий на льва. Я с ним гуляла по каким-то оврагам… Прощай. Мы больше не увидимся.

– Я никуда тебя не отпущу. Или пойдем вместе, – повторял я как сумасшедший.

– Когда у тебя было много народа, я чувствовала себя луч­ше. Они мне… дарили чувства. Я ощущала себя сильной, все могла. А сейчас я слабая.

– Хочешь, я отдам тебе всю свою энергию, – предложил я в последней надежде. – Разве нельзя брать силы у космоса, с неба?

– Я – не с неба, а из-под земли, – грустно усмехнулась она. – Мне не хочется, чтобы ты рано умер. Или перестал быть энергичным. Поэтому я уйду, а ты оставайся. Если ты не послу­шаешься, я сделаю так, что ты заснешь.

Меня в самом деле стало клонить в сон.

– Как будто ты мне приснилась. Так прикажешь считать, да? – спросил я. – Завтра меня все будут спрашивать, где Ира. Что я скажу?

– Расскажи, как все было. Передай всем привет.

Я стоял, не в силах пошевелиться. Ирина быстрой походкой вышла из комнаты и открыла входную дверь. Пока я опоминался от шока, она успела вызвать лифт и уехать. Я сломя голову бросился за ней вниз по лестнице, чудом успев опередить спускавшуюся кабину. Когда ее двери открылись на первом этаже, Ирины в лифте не было.