Выставка трех гениев 60-х годов Света Афанасьева, Игоря Ворошилова и чудом не ушедшего еще в мир иной Эдика Курочкина в галерее «Новый Эрмитаж» стала очередным поводом для того, чтобы обозначить главный нерв и ключевую проблему сегодняшнего интеллектуального контекста – восстановление связи между метафизическим искусством и философией недавнего прошлого и поисками современной мистически ориентированной молодежи (увы, представители старшего поколения предпочитают делать деньги и никакой «чертовщиной» всерьез не интересуются). Неспроста продвинутые и стильные девчонки составляли процентов 70 публики.

Главным гостем вернисажа по праву стал Александр Парфенов – главный смотрящий московского шизоидного подполья 60-х. Мы с ним крепко поддали и пошли к Мише Сморчевскому в его виртуальный музей хрен знает какого искусства. Там мы тоже нехило выпили (если бы вы знали что, но я вам не скажу, потому что вы тоже прозреете, а никто в вашей любознательности, блин, не заинтересован) и стали обсуждать сугубо сакральные проблемы. Сначала я решил ему польстить и рассказал, как робел перед ним, когда мы сидели в легендарной «Яме». Он был там абсолютным паханом, авторитетом, а я пытался тоже что-то значить, но все мои поползновения к лидерству он безжалостно пресекал. У Сморчевского я решил проверить его на вшивость и спросил:

– Кого бы ты поставил в иерархической шкале ценностей между Наташей Шибановой и Ирой Труниной?

Что поразительно, он тут же, не задумываясь, ответил:

– Если ты имеешь в виду виртуозный секс, то я бы назвал только Наташку Абалакову. Потому что то, что она выделывала со мной в постели, несравнимо ни с чем. Но все происходило чисто механически. Я понимаю, что ты спрашиваешь о более сакральных нюансах. И тут я считаю, что ты попал в точку.

Я спросил его, знает ли он о судьбе Иры Труниной. Он даже удивился.

– Хочешь, навестим ее хоть завтра. Но боюсь, что ты разочаруешься, увидев ее.

Я закричал, что готов расцеловать даже ее скелет в гробу – настолько мне дороги воспоминания о Ней.

Совсем спятив от его информированности об адресах потустороннего мира, я стал наобум в истерике называть ему имена давно ушедших любимых девушек. А он совершенно невозмутимо, как робот, называл, где кто живет, и предлагал завтра же отвезти меня к любой из них.

Увы, я слишком неадекватен, чтобы продолжать. Поэтому пока ложусь спать.

•

Есть вполне продуктивная идея основать клуб кривоногих девчонок, куда бы пускали только их и их ценителей обоего пола. Продаю за бесплатно. Предварительно необходимо определить, кого именно считать кривоногой, то есть установить ту степень кривизны, которая превращает прямые ноги в кривые. Дело в том, что сейчас наблюдается явное перепроизводство и полная инфляция длинных и стройных ног. Лично меня, как и многих моих продвинутых знакомых, в том числе и девчонок с лесбийской ориентацией, они уже не заводят, не цепляют и по большому счету не интересуют. Зато какой праздник наступает для глаз, когда встречаешь на улице девушку с по-настоящему кривыми ногами. Тут же возбуждаешься, переходишь на летнее время и вообще сразу хочется жить, зная, что еще не все безнадежно стандартизировалось, и природа нет-нет да и предложит нечто изысканное и утонченное.

•

И все-таки, блин, не могу успокоиться по поводу современной молодежи. Одна продвинутая звонит, говорит, сейчас приду, встречай. Я бегу на рынок, покупаю деликатесы, часа три готовлю изысканные блюда, которые она даже в самом сладком сне не могла представить, что когда-нибудь ей доведется такую роскошь жрать, потому что в ее говенных клубах и ресторанах такого не готовят. Но тем не менее приходит, сидит, хавает, а ее мобильник непрерывно звонит. И у нее нет времени даже на то, чтобы перекинуться со мной парой слов. Просто болтает без перерыва по мобильнику со своими «бойфрендами», которых, как она между делом мне замечает, у нее больше двухсот, а впрочем она, по ее словам, даже не удосужилась подсчитать, сколько их на самом деле. Может и пятьсот. А может и тысяча. С каждым она выясняет какие-то отношения, договаривается и назначает бесконечные встречи, причем, как я понял, в одно и то же время нескольким сразу в совершенно противоположных местах. И одновременно совершенно механически работает челюстями. Причем мне от нее ничего такого особенного не надо. Просто я хотел с ней перекинуться парой интеллектуальных реплик, слегка пококетничать, сказать ей, как я рад, что она удостоила меня своим посещением, а заодно удивить и порадовать ее, как прогрессивную девчонку, чем-то экзотическим, будучи абсолютно уверен, что она оценит мой вкус, и в знак благодарности услышать от нее хотя бы одно доброе слово, что-то типа комплимента за изысканный обед и те труды и фантазию, которые я на него потратил. Но, увы, после того, как она поняла, что все схавала, она мгновенно поднялась и заторопилась к выходу, даже не сказав, понравилось ли ей или нет, а просто оделась, прощебетала, что ее уже кто-то где-то ждет, и только ее и видели. И вот я сижу и понимаю, какой же я безнадежный лох и мудак. Да еще посуду пришлось целый час мыть.

•

Все катится в какую-то черную дыру или бездну. В структуре мироздания происходят тектонические сдвиги. Люди катастрофически деградируют. И только Господь по инерции дарит России поистине божественную погоду и самых ослепительных в мире девчонок. И оба чуда так органично гармонируют друг с другом.

•

Вчера отмечали очередное 70-летие Игорька Снегура. Философствовали. Я сказал, что в каждом русском интеллигенте и вообще творческом человеке одновременно мирно уживаются футурист и символист. Сидевший напротив меня за столом Володя Климов добавил:

– И еще обэриут.

После чего Снегур бросился меня убеждать, что Климов в современной поэзии давно уже занял место Бродского. В ответ Слава Лён истошно завопил, что причем тут Бродский, если «Тихий Дон» написал не Шолохов, а Крюков. И стал меня доставать:

– Дуда, завтра же позвони Солженицыну и уговори его, чтобы он дал свою очередную премию Мамлееву. А то ведь больше некому – всех давно моль поела.

На что Снегур глубокомысленно заметил, что и Мамлеев, и Солженицын сидят каждый в своем яйце, поэтому их первоочередная задача – не подцепить куриный грипп.

Тут в наш содержательный разговор вмешался кто-то из находившихся поблизости, заорав, что если кто-то и достоин премии, то только он, Василий Ерошкин.

Потом Снегур вдруг набросился на меня с претензией, что, по его мнению, с возрастом у меня на лице застыла патологическая улыбка Джека Николсона, от которой мне надо срочно избавляться. Я сказал, что готов сделать пластическую операцию, если он мне ее профинансирует.

А еще кто-то сомневается, что я не прав, говоря, что к нам вернулись шестидесятые годы.

•

Срочно познакомлюсь с приходящей девушкой, умеющей пришивать пуговицы. А то ни одной на куртке не осталось. Просто какой-то звездопад пуговиц.