Чудо – это то, что невозможно представить. Что пришло из области несотворенного, потенциального и ни при каких даже самых благоприятных обстоятельствах не может произойти в контексте нашей реальности. Поэтому чудес не бывает. Всякие же там воскрешения из мертвых, превращения воды в вино и прочие магические опыты и игры – всего лишь обычная работа определенной категории посвященных людей, которая в зависимости от усердия и квалификации выполняющего ее «экстрасенса» завершается положительным или отрицательным результатом.

•

Посвящается Хольму ван Зайчику

Однажды Му Да спросил Учителя:

–  Что круче – путь успеха или путь монаха?

Учитель подумал и сказал:

– Мудрость в том, чтобы быть успешным монахом.

И Му Да удалился, потрясенный безграничной мудростью Учителя.

•

Блин, кто бы угостил нищего нацбола травкой. А то совсем денег нет.

•

Прихожу сегодня утром брать интервью в какое-то управление образования хрен знает какого округа. В конце концов все замыкается на вполне аппетитной дамочке лет тридцати. Специалист по методологической работе со школами. На полном серьезе жалуется:

– У школьниц по минетам сплошные двойки. От силы тройки. Ну не умеет современная молодежь делать минет. Хотя трахаются как крольчихи.

•

Предлагаю премию в миллион дудулей за определение понятия «порок». Много написано, все так и рвутся быть порочными, но никто по-настоящему, как я понял из бесчисленных общений с «порочными» господами, так и не знает, что же такое их мечта и идеал. Какой, например, Боря Моисеев «дитя порока»? Да он целомудрен, как невинная девица. В качестве затравки и повода для дискуссии предлагаю пример. Лично для меня «порок» совсем не синоним таких понятий как «извращение» или «похоть». Вот в чем тонкость. Например, тот же гомосексуализм – уже давно не порок и тем более не извращение. Для начала я задал себе вопрос, кто лично для меня на сегодня может служить идеальным олицетворением порока. И выбрал в качестве ключевой фигуры Женю Дебрянскую. Вот кто, на мой взгляд, настоящее, стопроцентное дитя порока. Причем Ее ни в коем случае невозможно заподозрить ни в похоти, ни тем более в «извращениях». Вообще Она для меня остается примером абсолютного аристократизма. Холодна и недоступна, как денди. К тому же безупречная интеллектуалка, хотя к Ее текстам я отношусь немного критически, потому что в них Она слишком зацикливается на самой себе, что для настоящего писателя – абсолютное табу. Писателя от графомана отличает только одно – графоман всегда пишет только о себе. Но я сейчас о другом. Итак, давайте вместе поразмыслим, что же такое ключевая категория продвинутого менталитета – порок.

Я лично пока ничего умнее не придумал, как определить порок как грех с привкусом романтизма.

•

«Известия» негодуют по поводу того, что в храме Христа Спасителя батюшки моют и чинят новым русским иномарки. На днях разговаривал с одной богатой и продвинутой дамой и она сказала о ком-то из своих знакомых:

– У него успешный бизнес. Он – священник.

•

Два моих последних так называемых «романов на стороне» заканчивались катастрофически одинаково. Как будто надо мной тяготеет какое-то проклятие. Первые дни – опьянение бесконечными диалогами, смакование тончайших нюансов игры интеллектов, полет над реальностью, освоение общего фантасмагорического пространства, планирование будущего в поистине футуристических масштабах. Но всякий раз волшебная феерия необратимо рушится в тот час, когда очередная Прекрасная Дама предлагает:

– Давай сегодня пойдем в гости к моим друзьям. Они так много о тебе слышали и давно хотят с тобой познакомиться.

Приходим (причем каждый раз одно и то же, потому что дома жена, как тут пригласить «девушку») непременно в помойку с перегоревшими лампочками и обшарпанными обоями, типичный бомжатник со специфическим запахом, кругом объедки, окурки в тарелках с едой, но тем не менее Она сразу же начинает мне демонстрировать, что Она тут – своя в доску и вообще чуть ли не впервые за время нашего общения испытывает неземное наслаждение, все ее начинают откровенно и со смаком лапать, а Она считает своим долгом показать мне, какое неземное наслаждение Она испытывает. Я же брезгую даже сесть за стол, потому что там полное отсутствие присутствия элементарной гигиены, разговоры хамские, циничные, ведут себя надменно, как будто они давно купили всю страну с потрохами, а сами стреляют друг у друга на сигареты. Каждый орет что-то свое и никто никого не слушает. Наконец Она нажирается водкой, и ее кладут спать, а мне дают понять, что я тут лишний, потому что у них свои виды на ее мертвое тело. Я, конечно же, не слишком ловко прощаюсь и ухожу. Больше Она, к счастью, не звонит, понимая, что все же «засветила» себя не с лучшей стороны.

Я к тому, что, видимо, таковы сегодняшние интеллектуалки. Или просто в других я не влюбляюсь, потому что нет денег.

•

На днях на одной презентации моя знакомая пожаловалась, что вокруг все ходят с каменными рожами, никто не улыбается, поэтому ей скучно. Я ей объяснил, что тусовка – тяжелая и изнурительная работа. А на работе улыбаются – и то только потому что им приказано – разве что продавцы, портье, официанты и вообще обслуживающий персонал, да и то не всегда. А собравшиеся здесь к работникам сферы обслуживания себя не относят.

•

В Москве каждую неделю открывается по художественной галерее, в связи с чем Никита Алексеев в «Известиях» «комментирует»: «Ситуация складывается такая, что скоро заслуживающего внимания искусства у нас может оказаться недостаточно, чтобы заполнить все пространства. Ожидать, что оно появится только потому, что возникают новые помещения, как-то нелогично».

Конечно, можно с натяжкой предположить, что «интеллектуал» Алексеев не знает основного закона общества потребления, согласно которому предложение при любых раскладах и обстоятельствах заведомо обречено превышать спрос. Сколько ни открывай супермаркетов, ночных клубов, домов моды, театров – все равно деликатесов, ди-джеев, моделей, актеров, кутюрье, стилистов, музыкантов и т.п. (причем самой высшей пробы) окажется в разы больше (об интересе публики и посещаемости речь не идет). Как говорят в народе, было бы корыто, а свиньи найдутся. На самом деле Алексеев опасается одного – что при большом количестве галерей художественный процесс может выйти из-под контроля таких «экспертов», как он, о чем и предупреждает своих «коллег». То есть Алексеев озвучил мнение тех, кто отстаивает свою привилегию считать искусством только то, что помечено клеймом «Одобрено кураторской мафией».

«Несмотря на прорву нефтедолларов в стране и на то, что художественный рынок потихоньку растет, – раскрывает карты Алексеев, – покупателей современного искусства у нас все равно остается мало». Так вот где собака зарыта. Чем шире ассортимент, тем труднее им манипулировать, то есть впаривать. Поэтому нужно убедить «своих» немедленно принять меры для того, чтобы не позволить ситуации стать неуправляемой, срочно ограничив количество «заслуживающего внимания искусства».

 

 

 

В клубе «Китайский летчик Джао Да» на днях собрался тесный круг друзей и поклонников Алексея Хвостенко – ушедшего от нас ровно год назад поэта и исполнителя своих гениальных песен, одного из королей богемы и андеграунда. Ему было 64 года. Для тех, кто не знает, напомню, что именно он написал легендарный хит «Над небом голубым есть город золотой». Вообще-то у песни есть конкретное название – «Рай». Впервые ее спел Гребенщиков в фильме «Асса», не указав, чьи слова, музыка и вообще о чем идет речь, потому что «профессиональный буддист» поместил рай «под небом голубым» – несмотря на то, что даже дерзким большевикам создать рай «под небом» оказалось не по силам. В результате целых десять лет царила путаница, кто же автор шедевра (на самом деле к его созданию причастен философ и поэт Анри Волохонский, а музыка – так вообще европейская средневековая). Но тем не менее путевку в бессмертие «Раю» выписал все-таки Хвост, и теперь благодаря ему мы точно знаем, как выглядит место, в которое у нас есть шанс попасть после смерти.

Впрочем, поводом для встречи в «Летчике» стала не только печальная годовщина, но и выход фотоальбома «Я горел огонь», посвященного Хвосту, который составила Лорик (Лариса Георгиевна Пятницкая), снабдив его своими как всегда тонкими и трогательными комментариями. Специалистам хорошо известна серия фотоальбомов Пятницкой «Культурная революция». Они запечатлели основные события и персонажи нонконформистского искусства 60-х – 70-х годов. Вообще деятельность Пятницкой невозможно переоценить. После смерти коллекционера Леонида Талочкина она осталась единственным исследователем всей 30-летней истории советского андеграунда. К тому же Лорик – одна из немногих непосредственных участников тогдашнего «подполья». Она всегда находилась в эпицентре событий – была хозяйкой и одной из основательниц легендарного  салона писателя Юрия Мамлеева в Южинском переулке (его завсегдатаев называли «сексуальными мистиками»), проходила как свидетельница по делам диссидентов Владимира Буковского, Юрия Галанскова и многих других инакомыслящих интеллектуалов, организовывала первые бульдозерные и квартирные выставки неофициальных художников, а впоследствии участвовала в создании знаменитого «горкома» на Малой Грузинской – первого легального объединения гонимых партийной номенклатурой живописцев, графиков и скульпторов. Так что она знает проблему, что называется, изнутри и к тому же, согласитесь, у нее есть, что вспомнить. Но тем не менее интереса к ее персоне сегодняшние СМИ не проявляют, что, конечно же, вызвано неоправданно пренебрежительным отношением к шестидесятникам их сегодняшних последователей. Если вокруг беспросветное хамство, невежество и конкуренция, то не до живительных истоков.

Через все издания Ларисы Пятницкой проходит тема права творческой личности на безграничную свободу. Не удивительно, что объектами ее внимания всегда были и остаются самые непокорные и неуправляемые из гениев – Губанов, Делоне, Пятницкий, Зверев, Яковлев. Теперь в их ряду занял место и Хвост, который олицетворял идею свободы на генетическом уровне. Напомним, что до середины 70-х он жил одновременно в Ленинграде и Москве (хотя родился в Свердловске), по его словам, «мотаясь меж двумя столицами», а точнее – между двумя главными художественными тусовками. И в обеих он всегда был не только самым желанным собутыльником, но и ключевой фигурой, душой, аккумулятором идей, застолий и проектов.

В расцвете творческих сил и на гребне славы Хвост эмигрировал в Париж, где поселился в огромной полуразрушенной квартире в арабском квартале, превратив ее в круглосуточно фонтанирующий концертный и выставочный зал, где доводилось зависать (подчас на несколько недель) каждому приезжавшему в Париж из России и других стран любителю выпить и пофилософствовать. Там гостеприимно встречали всех, предоставляя халявную крышу над головой, настоящий португальский портвейн и нехитрое клошарское вино. Через шумные сборища у Хвоста прошли лучшие художники и музыканты андеграунда 80-х – начала 90-х со всего мира. Однажды я пьянствовал у него с каким-то совершенно свихнутым народом и решил выяснить, откуда кто понаехал. Оказалось, что со мной за одним столом сидели индусы, сербы из Белграда, какая-то команда из Аргентины, цыгане из Барселоны, немцы, русские, наши из Израиля (куда же без них) и даже австралийцы из Мельбурна. Кстати, в те годы Хвост не раз приезжал в Россию для работы с группой «Аукцыон», с которой тесно дружил и записал несколько дисков.

Одним из главных детищ Хвоста в Париже для меня навсегда останется скват – сообщество бродячих и бездомных художников, живущих на заброшенных фабриках. Когда его квартира стала слишком тесной для приезжающих черт знает откуда гостей, Хвост первым подкинул бедствующим русским художникам третьей волны эмиграции идею самовольно въехать в какое-нибудь простаивающее и предназначенное к сносу парижское производственное помещение и приспособить его под творческие мастерские. Расчет делался на то, что по французским законам ни владелец, ни власти, ни полиция не имеют права выселить на улицу поселившегося (пусть и противозаконно) где бы то ни было человека в период с сентября по май. Так что целых десять месяцев можно безнаказанно кайфовать и создавать шедевры в веселой и беззаботной атмосфере коммуны среди своих единомышленников.

Без парижского сквата – настоящего интернационала свободных творцов – сегодня невозможно представить современную историю европейского искусства. В нем даже возникло ужасно модное в 90-е годы направление, ставшее целым стилем не только в живописи – арт-клош (что-то вроде «клошарского искусства»). Причем первыми в нем стали работать именно приехавшие из России художники. Много ли можно назвать открытий в искусстве конца XX века, которые бы целиком и полностью принадлежали русским?

Умереть Хвосту выпало в Москве, куда он приехал, чтобы показать выставку своих картин и дать несколько концертов. Отказало сердце. Да и как оно могло выдержать его более чем свободный образ жизни. Беречь себя он считал противоестественным для идеолога пусть даже исчезающей богемы. Поэтому несмотря на его «за 60» он продолжал околдовывать девушек, в том числе и совсем юных представительниц современного поколения тусовщиц. Когда они слышали его уже безнадежно охрипший голос, то впадали в экстаз. Видимо, свобода всегда будет действовать магически на девушек любого возраста – вплоть до самых юных нимфеток.

После себя Хвост оставил обширное творческое наследие. Сейчас его разбирает и систематизирует его друг и соавтор – как я уже упоминал, живущий в Мюнхене выдающийся философ и поэт Анри Волохонский. Кроме того Хвост был еще и плодовитым драматургом, основателем целого театрального направления. Его пьесы даже шли на европейских сценах (разумеется, камерных). Наверное, уместно было бы подумать о создании в Москве чего-то вроде театра Алексея Хвостенко.

Сторонники перезахоронения Ильича подкинули в прессу идею вообще ликвидировать кладбище в центре Москвы. Коммунисты угрожают массовыми беспорядками пенсионеров. Конечно, никто злить убогих старперов и калек не собирается. Правительству бы с отменой льгот разобраться. Просто создают видимость «жизни» и напоминают самим себе о собственном существовании.

На самом деле несколько десятков могил и мумия в эпицентре столицы, претендующей на то, чтобы называться современной и цивилизованной, в контексте всей сегодняшней действительности смотрятся более чем абсурдно. На центральных площадях больших городов повсюду в мире бьют фонтаны, резвится молодежь и вообще царит вечный кайф. Если бы в России существовала соответствующая официальная идеология, предполагающая наличие сакральных общенациональных ценностей, то останки местных святых, выставленные для всеобщего поклонения в максимально посещаемом месте, доставляли бы радость и жрецам, и населению.

Другое дело, когда власть официально провозгласила свою приверженность ценностям общества потребления, взяв курс на всеобщий похуизм, нарцисцизм, цинизм, инфантилизм, эгоизм, шопоголию, стяжательство и надувательство. Тогда причем тут пепел от сгоревшего сердца Данко и засушенная сперма Железного Феликса? Во всяком случае при нынешнем раскладе их место не в главном пантеоне бывшей державы, а где-нибудь в домашнем музее Эдуарда Лимонова (да сопутствует ему удача). Известно, что если форма не соответствует содержанию, конструкция рушится. Поэтому во имя безопасности пора бы все привести в соответствие.

Тем не менее мой друг Толстый считает, что если ликвидировать Мавзолей, сместится земная ось и начнутся апокалиптические катаклизмы. Чтобы их избежать, он предлагает снести наземную часть конструкции, а священное тело Ильича, не смещая ни на сантиметр в сторону, просто опустить метров на тридцать под землю и закатать асфальтом. Я не спрашивал его об урнах в стене и других могильных реликвиях, но думаю, что с ними придется поступить примерно так же. Тогда все останется как есть, но зато главную площадь столицы можно будет использовать непосредственно по назначению, запустив на ней круглосуточную дискотеку с перманентными вернисажами и презентациями, в результате чего Москва обретет более органичный, гармоничный и привлекательный облик.