Эффективный способ эко­номить на международных те­лефонных переговорах открыл и успешно применяет москов­ский искусствовед Ефим Бер­зин. Заходя в отделение ми­лиции, он обращается к дежурному с просьбой разре­шить ему срочно позвонить, чтобы вызвать техпомощь для некстати сломавшегося авто­мобиля, который он якобы был вынужден оставить «за углом». Воспользовавшись разрешением, он  набирает нужный номер Нью-Йорка, Парижа или Тель-Авива и в течении нескольких минут беспрепятственно обменивает­ся нужной информацией. Пользуется предприимчивый г-н Берзин услугами не толь­ко «ментовских», но и магази­нов, почт, учреждений, иног­да для разнообразия меняя причины, вызвавшие необхо­димость в срочных звонках.

«Мегаполис-Экспресс» № 37 от 25 сентября 1996 года

Обозреватель «М-Э» го­тов биться об заклад, что «Трехгрошовая опера», поставленная в «Са­тириконе» Владимиром Маш­ковым, обречена стать самым кассовым, заметным и скан­дальным событием начавше­гося театрального сезона, Во всяком случае билеты по семьдесят пять долларов про­даны на несколько месяцев вперед. В минувшую субботу состоялась премьера. Ждали цвет политического истеблиш­мента во главе с самим Чер­номырдиным, но не учли, что в тот день отмечал день ро­ждения г-н Лужков и все гу­ляли у него, пообещав отме­титься у Константина Райкина в воскресенье. Обозрева­тель «М-Э», побывавший на субботней премьере, не прогадал, получив возможность потолкаться в антракте среди сонма знаменитостей и пос­лушать сплетни, которыми дышит и питается высший свет. Собственно, создатели искрометного «коммерческого» зрелища как бы и не делали секрета из своего замысла – отказавшись от всяких там психологических нюансов, трактовок, подтекстов, полуто­нов, амбивалентных персона­жей и прочей обременитель­ной для интеллекта хреноте­ни, показать нечто, что спо­собно привести в щенячий восторг любого нового рус­ского, в мозгах у которого шевелится хотя бы пара из­вилин. Щурясь от сверкания и грохота обрушившейся на его лысину пиротехники, обозре­ватель «М-Э» постоянно ло­вил себя на ощущении, что испытывает определенные не­удобства оттого, что во время действия в зале гасят свет и закрывают входные двери, стараясь убедить зрителей, что они присутствуют в «на­стоящем» театре, хотя проис­ходящее на сцене больше напоминало классическое варьете, насыщенное обваль­ным каскадом эстрадно-цир­ковых эффектов, посетителям которого для полного блажен­ства не хватает такой «малос­ти», как столиков с официан­тами, обслуживающими при­шедших поужинать и раз­влечься состоятельных господ. Перенеся сюжет основатель­но заезженной пьесы Брехта в сегодняшнюю Москву с ее бандитской атрибутикой и позаимствованным у «крутых» и «деловых» стилем жизни, г-н Машков попал в десятку. Ведь актуальнее темы, чем разборки, наезды, оттяжка в обществе путан, отношения с коррумпированной властью с неизбежным попаданием за решетку, к тому же преподне­сенной в зажигательном ис­полнении самого Константина Райкина и его не менее тан­цевальной труппы, сегодня, пожалуй, не существует. Так что освежающее душу и тело шоу обречено оставаться модным и популярным ровно столько, сколько будет длить­ся окружающий нас феери­ческий беспредел.

•

Приглашая обозревателя «М-Э» в «Пилот» на очеред­ную «тематическую» тусовку под названием «Спасение», продюсер клуба Наталья Шарымова доверительно предуп­редила, чтобы я «надел на себя что попроще и не жал­ко». Смысл ее предостереже­ния стал ясен, когда где-то около двух часов ночи меня с ног до головы окатили водой из ведра. Так художник-кон­цептуалист Владимир Говор­ков отработал полученные от Фонда Сороса «на осущес­твление художественного про­екта» доллары. Гостей перформанса встречал сооружен­ный из ящиков «Ноев ковчег», населенный чистой и нечистой живностью – от коров и кур до медведей и носорогов, предназначенных Господом Богом к «спасению» во вре­мя Всемирного потопа (их роли исполняли актеры в со­ответствующих маскарадных костюмах). Они зажигательно орали и плясали под оглуши­тельные звуки «оркестра», со­стоявшего из предметов ку­хонной утвари – в основном кастрюль и сковородок. Что­бы изобразить разбушевавшуюся стихию, призванную по­карать погрязшее во грехе человечество, присутствовав­ших стали «топить» в бук­вальном смысле слова, опрокидывая на них целые цис­терны воды. В конце концов «корабль», не выдержав под­нявшейся на его борту вакханалии, развалился, и вся его команда очутилась на залитом по щиколотку полу, где с визгами и криками барахта­лась и плескалась еще около часа. Радости и ликованию не было границ. Обозреватель «М-Э», правда, отчасти со­мневается, что расходы на ремонт вконец испорченного пола окупятся доходами от обслуживания находящихся «в полете» пассажиров, и однов­ременно предлагает г-дам Шарымовой и Говоркову не останавливаться на достигну­том. Раз уж побаловали утом­ленную развлечениями публи­ку наводнением, в следующий раз организуйте для нее, на­пример, пожар. Гулять так гулять. При входе скорее все­го необходимо будет выдавать посетителям каску и брезен­товый костюм – чтобы хоть кому-нибудь оставить шанс на спасение.

•

Галерея «Юнион» отклик­нулась на ставшее модным поветрие украшать офисы и квартиры киноплакатами раз­ных лет и стилей, представив обширную экспозицию афиш – начиная с конструктивистских, созданных в агрессивно-лаконичные двадцатые годы, и кончая слащаво-сентимен­тальными, украшавшими ули­цы советских городов в се­мидесятые. Собранные в кол­лекцию, они вызывают даже что-то вроде ностальгии по эпохе, когда люди ходили в кино, чтобы попереживать за «нашего» разведчика, совер­шающего отважные подвиги в «главном» фашистском штабе, переполниться гордостью за тех, кому посчастливилось с отбойными молотками в руках прокладывать первую линию метро, обрыдаться навзрыд над телом замученного вре­дителями Коммуниста (с большой, конечно же, буквы).

•

Вопреки укоренившемуся среди большинства, к тому же наиболее авторитетного, теоретиков современного ис­кусства убеждению, что тра­тить время на рассматривание «картинок» – занятие бессмысленное, поскольку возможнос­ти живописи исчерпаны и она уже не способна удовлетво­рить гипертрофированную жажду художника осчастливить человечество чем-нибудь но­веньким, некоторые галеристы упорно продолжают потче­вать вернисажных завсегдата­ев «холстами с маслом». И еще обижаются, что критики недостаточно подробно осве­щают их деятельность. На подобные претензии обозре­ватель «М-Э» отвечает при­мерно так. Хотите упоминаний – сдабривайте выставки ка­ким-нибудь пикантным гарнирчиком в виде небольшого скандальозо. Ну хотя бы во­дой публику окатите, как в «Пилоте» учудили. Чтобы было, чем читательскую душу потешить и усладить. А то развесила тут куратор «Москоу файн арт» Ирина Филатова полотна своего однофамиль­ца Николая Филатова, вы­полненные в исчерпанной еще в двадцатые годы «кубистической» манере. Добротно, однако, ничего не скажешь. Со вкусом сработано, со ста­ранием и прилежанием. При­шли гости, выпили сухенько­го, посудачили часок-другой о том о сем и разошлись. Ни­кто никому даже рыла не на­чистил. О чем, спрашивается, прикажете писать? Восхи­щаться, как тонко г-н Фила­тов зеленый цвет чувствует? Кого, извините, его «чувства» колышут? В прежние времена проще бы вопрос поставили. А что, мол, упомянутый товарищ Филатов сделал полез­ного для мировой революции? Поэтому всех, кто меня к себе зовет, хотел бы предуп­редить, чтобы не забывали запастись подробностями и фактами из биографии рекламируемых объектов (точнее – субъектов). Желательно посенсационнее. Может, кто козу дома вместо жены дер­жит. Или первый разряд по академической гребле имеет. А лучше, конечно, если и то, и другое сразу. Страна ведь должна же знать о своих ге­роях как можно больше.

•

Вот тоже и с «Велтой» проблема. Пригласила меня ее владелица Мария Дериглазова на вернисаж некой Елены Засимовой. Я с похмелья не расслышал, решил, что папа Лену Зосимову еще и рисовать заставил. От предвкушения встречи с оча­ровательной звездой сбегал за бутылкой, освежился. Пока до галереи добрался, выпитое свое черное дело сделало (попутно еще совет в голову пришел – не устраивайте от­ветственных мероприятий по вечерам, а лучше с утра по­раньше, чтобы схватить жур­налиста трезвым). Захожу в выставочный зал. Народищу – видимо-невидимо, потому что за лето богема друг по другу мучительно стосковалась. По­лучаю пресс-релиз, изучаю. «На картинах Елены Засимо­вой прекрасноликие «гумано­иды» окружены чудовищами, как будто вытащенными из мрачных фантазий Босха на свет, превращающий их в нестрашных, почти ручных, хоть и «невиданных» зверей, одетых в перламутровые и искрящиеся шкурки. Бесте­лесные принцессы, оставшись в одиночестве среди фейер­верка красочных перьев-маз­ков, смотрят печально из окон-холстов в ожидании ге­роя». Перевожу взгляд на «окна-холсты». Ничего не понимаю. Где «гуманоиды»? Куда «принцессы» подева­лись? Сплошные «перламутро­вые шкурки» перед глазами мелькают. Принял для прояс­нения ума граммов сто из поднесенного г-жой Дериглазовой стаканчика, и тут меня осенило, что они же, черт их побери, «бестелесные». Сле­довательно, видеть я их никак не могу – как бы ни старался. Читаю дальше. «Герой же, кочующий из мифа в миф по странам и эпохам, без уста­ли сражающийся с ящером, отсутствует». Только тогда все на свои места встало. Если кто-то «отсутствует», то и беспокоиться не о чем. Он тем более не может быть ви­зуально обнаружен. Походил туда-сюда в надежде на Лену Зосимову полюбоваться, но своей горячо обожаемой пе­вицы среди примелькавшихся персонажей не отыскал. Ре­шил, что раз у них в «Велте» все «бестелесные» или «от­сутствуют», то откуда живой и материальной Лене Зосимовой взяться? Пока ноги пере­двигались, от греха подальше решил в сторону дома дрей­фовать.

 «Мегаполис-Экспресс» № 37 от 25 сентября 1996 года

Минувшая неделя, похо­же, подтвердила выска­занное недавно кем-то из профессиональных ту­совщиков предположение о том, что карманы новых рус­ских не бездонны, и бес­смысленное швыряние денег на помпезные презентации когда-нибудь прекратится. Все мероприятия отличались сдержанностью и аскетичностью – как по затраченным на них средствам, так и по поведению участников. Прав­да, легко предположить, что дни рождения Иосифа Давыдовича Кобзона в «Метропо­ле» и Лады Дэнс в «Пилоте» стали исключениями, но увы… Вашего покорного слугу г-н Кобзон на свое пятидесятиде­вятилетие почему-то не при­гласил, хотя нашу газету в течение последних дней ак­тивно рекламировал, а у г-жи Дэнс побывал мой коллега г-н Малюгин (его впечатления помещены чуть ниже моих).

Открыла осенне-зимний сезон галерея Марата Гель­мана. Бомонду предложили оценить цикл фотоколлажей художника Валерия Кошляко­ва, который выставил приду­манный им проект, как укра­сить безликие и неприглядные торцы столичных домов. Ока­зывается, если изобразить на них в натуральную величину другие, более совершенные в художественном отношении здания и сооружения – на­пример, сталинские «высотки», греческий Парфенон или ка­кой-нибудь Нотр-Дам, то мы все ощутим себя как бы уже не в Москве, а в каком-ни­будь фантастическом городе, возникшем на перекрестке всех эпох и цивилизаций. По слухам, предложение г-на Кошлякова будет частично реализовано в рамках подго­товки к грядущему юбилею города, когда в порядке эк­сперимента отдельные его районы без разорительных затрат на строительство пре­вратят в этакий современный Вавилон.

Воспользовавшись верни­сажем г-на Кошлякова, г-н Гельман на правах хозяина время от времени приглашал наиболее почетных гостей в свой кабинет, где не без гордости демонстрировал помещенную в изящную рамку подписанную лично г-ном Ельциным благодарность, вы­данную Гельману Марату Александровичу «за большой (!) вклад в становление рос­сийской демократии, творчес­кое и инициативное участие в подготовке и проведении кампании всенародных выбо­ров президента Российской Федерации». Затем успевший преуспеть обладатель завет­ного документа «под большим секретом» показывал новые деньги г-жи Китаевой (как они выглядят, можно увидеть на 3-й странице сегодняшне­го номера), намекая, что они разрабатывалась непосред­ственно под его чутким руко­водством. Под занавес дове­рительной беседы г-н Гель­ман вручал пресс-релиз сво­его очередного «замысла века». Из текста следовало, что интеллектуальная деграда­ция интеллигенции не позво­ляет ей беспристрастно вос­принимать сегодняшнее аван­гардное искусство, которое кажется ей апофеозом хамст­ва, безвкусия, невежества и безыдейности. Например, те же «зверские» акции г-на Ку­лика повергают воспитанных на Плисецких и Магомаевых культурных людей в ужас, вызывая у них злобу и него­дование, Поэтому создателям современных эстетических ценностей, чтобы обрести безраздельную власть над умами и душами современни­ков, предлагается переключить усилия и добиваться благос­клонности не образованного сословия, а некоего пока еще с трудом поддающегося оп­ределению потребителя, чей облик, по-видимому, только-только начинает проступать сквозь стриженые затылки новых русских, олицетворяю­щих для г-на Гельмана сле­дующее поколение ценителей прекрасного. Прославившийся режиссированием подковерных кремлевских махинаций «имиджмейкер» под сенью благословляющей десницы самого президента намерен незамедлительно приступить к воплощению программы об­щенационального масштаба под условным девизом «Если кто-то нами недоволен, тем хуже для них. Пусть освобо­дят место для тех, кто нас полюбит».

•

В Международной феде­рации художников на Гого­левском бульваре гурманов от искусства потчевали скульпту­рами Дмитрия Тугаринова и полотнами Ливия Щипачева. Первый стал любезен народу благодаря обостренному чув­ству юмора, одухотворенной иронии и обаятельному гро­теску. Публика от души вос­хищалась его отлитыми из бронзы совокупляющимися собаками, физкультурницей, делающей «ласточку» на про­тезах, русским былинным трехголовым богатырем, мла­денцем с обвислой старчес­кой задницей, Нестором Мах­но, кушающим макароны в ожидании Левы Задова, об­рюзгшим и коротконогим маршалом Жуковым, неуклюже пытающимся удержаться в седле (один из вариантов па­мятника на Манежной площа­ди). Г-на же Щипачева, в восьмилетнем возрасте остав­ленного отцом – придворным кремлевским поэтом, знает каждый житель России от пя­тидесяти и старше по филь­му «Тимур и его команда», где он снялся в заглавной роли. Многочисленные друзья до сих пор в шутку называ­ют его «самым старым юным пионером». Он закончил Суриковский, стал профессио­нальным живописцем, пере­пробовавшим себя во всех жанрах и закрепившим за собой репутацию неисправимого и неунывающего роман­тика. Он щедро угощал пуб­лику незатейливыми бутер­бродами и коньяком, трога­тельно заботясь, чтобы никто не остался голодным и трез­вым. Когда народ достиг «кондиции», г-н Тугаринов предложил устроить потеху со стрельбой из небольшой ста­ринной мортиры на колесах, которую он установил среди своих произведений. Двое из зрителей, взявшись один за ствол, другой за лафет, вы­несли орудие во внутренний двор, где художники обычно жарят шашлыки, отмечая зна­менательные и памятные даты. Г-н Тугаринов засыпал в жерло всегда имеющийся у него под рукой порох, утрам­бовал шомполом, поднес спичку, и… бабахнуло так, что по всему Новому Арбату сра­ботали охранные сигнализации иномарок. Вой тысячи сирен слился с оглушительным кар­каньем ворон, тучей взлетев­ших с храма Христа Спасите­ля. Очевидцы рассказывали, что прохожие на бульваре замерли как вкопанные, при­кидывая, против кого совер­шен очередной террористический акт. Пальнув еще пару раз, решили на всякий случай не искушать милицию, чьи патрульные машины хищно замелькали в опасной бли­зости от бывшего Дома художника.

•

Галерея «Экспо-88» пред­ставила концептуальную вы­ставку Дмитрия  Цветкова «Награды за жизнь», состоя­щую из развешанных по стенам «сумасшедших» календа­рей, в которых числа и дни недели расположены по при­хоти автора (что, по-видимо­му, призвано подчеркнуть из­начальную бессмысленность и абсурд бытия). На полу лежа­ли алые подушечки с затей­ливо оформленными многочисленными «орденами». Каж­дую регалию, выполненную в форме креста, отличал какой-нибудь «шизоидный» прикол – например, червячок или насекомое. Ими честолюбивый г-н Цветков периодически отмечает собственные заслуги на поприще пребывания на грешной земле, поскольку, как он считает, его более чем эксцентрическое существова­ние не оставляет ему надеж­ды быть замеченным властями предержащими и удостоенным государственных почестей. Поэтому он решил взять про­цесс награждения себя, лю­бимого, в собственные руки, увенчивая чуть ли каждый прожитый день специально для него учрежденным знаком отличия. Собранные вместе, они произвели на обозрева­теля «М-Э» впечатление фалеристической коллекции по меньшей мере генералисси­муса от шизофрении.

 «Мегаполис-Экспресс» № 36 от 18 сентября 1996 года