Впервые напечатано в буклете к серии выставок памяти Сергея Кускова
Недавний уход из жизни Евгения Всеволодовича Головина придает особую актуальность выставочному проекту, посвященному памяти одного из ярчайших и талантливейших последователей ЕВГ – Сергея Кускова.
Как и его кумир и учитель, Сергей не оставил после себя четко сформулированного учения и строго очерченного круга идей. Кусков ценен для нас в первую очередь состоянием бесконечного метафизического поиска – этакого ритуала радения, в котором постоянно пребывала вся паства ЕВГ. Остановиться и даже немного сбавить обороты означало только одно – умереть. Поэтому накал мистерии возрастал с каждой минутой. Не удивительно, что время от времени даже божественный организм не выдерживал – происходил сбой, срыв, короткая реабилитация в астральной клинике – само собой, без остановки конвейера, после чего интеллектуальная оргия как ни в чем не бывало продолжалась своим чередом.
Невозможно представить Сергея Кускова зацикленным на каком-то фрагменте реальности. Его космос включал в себя все мироздание в целом – причем без всякой цензуры и «аналитики» со стороны «мозга». Он был классическим представителем сверхразумных существ – людей-Абсолютов. Чтобы не зависеть от прихоти своего сознания и не отвлекаться на пустяки, он просто его выключал. Ему было проще чувствовать себя самим собой в стихии чистого безумия, чем принимать во внимание «мнение» собеседника. Своим камланием Сергей пресекал на корню малейшие попытки ограничить пространство Идеальной Метафизики рамками какого-нибудь «суждения» или «высказывания». Никаких определений, направлений и ориентиров. Ничего кроме дистиллированного инстинкта творца.
Для Сергея имело значение только несотворенное, находящееся в потенции. Все, что переходит границу между «нет» и «есть», обретает компромиссные, профанированные свойства. Даже то, что рождается внутри человеческого воображения, любые плоды фантазии, образы казались ему слишком грубыми и материальными. Он предпочитал смаковать нечто до того, как оно оформлялось в идею.
Его странствия по возбужденным энергиям небытия часто заносили Сергея Кускова в пространство и на территорию искусства, на темы которого он вдохновенно импровизировал. Искусство вообще комфортно для любых экзерсисов. Поэтому некоторые принимали Сергея за «искусствоведа». Так было проще воспринимать его пророчества: «Художник обязан быть свободным от всех органов чувств – в первую очередь зрения. Глаза – жесточайший из цензоров. Прежде чем браться за кисть, ослепи себя. Зрячий художник ничем не отличается от афериста. Если человек и так все видит и чувствует, какой ему смысл самоутверждаться, выставляя напоказ свое здоровье. Все, что существует, абсолютно равноценно по бессмысленности. Преодолеть замкнутый круг пресловутых и набивших оскомину «измов» возможно только через тотальное озверение, предполагающее необратимый разрыв с «нормой» и последующее исчезновение, когда несуществующий субъект начинает создавать несуществующий объект. Остальное – ложь, пиздеж и иллюзия». Вот такое «искусствоведение без искусства»!
Его земное тело было органичным продолжением первозданного, додуховного хаоса, поэтому не могло существовать вне эксперимента. Как всякий бог, знающий себе цену, Сергей поддерживал себя в рабочем состоянии избытка, экстаза, истерики. Достаточно всего на миг снизить напряжение – и ты мертвец. А вместе с тобой обесточится вообще все. Тогда придется запускать процесс заново, с нуля. И миллиарды лет – псу под хвост. Конечно, не смертельно, но единомышленников жалко.
Значимость художника продуктивнее всего определять по тому, насколько в нем бурлит и клокочет кусковская закваска. Если ее нет, не о чем и говорить. Зато если она есть, то мгновенно бросается в глаза. Собственно, цели предельно ясны, задачи определены с математической точностью. 1) Не иметь предпочтений. 2) Пребывать в состоянии возбужденного поиска. 3) Быть неизлечимо больным на всю голову. 4) И вообще не жить, а мучиться. Типа четыре в одном. Четырехъединство. Налетай, подешевело! Тем более, что Сергей был и остается щедр на раздачу даров. Его благодати хватит на всех – в том числе и на все будущие поколения. Вплоть до окончания вечности.
Неспроста Сергей считал свою миссию последней и окончательной. Не подлежащей обжалованию. После него никого не будет. Да никто и не нужен.
