Впервые напечатано в каталоге выставки в ГЦСИ «Палитра Толстого», посвященной 70-летнему юбилею гения (2007 год)

Первым был Иисус Христос. Второе место по праву принадлежит Толстому, который через два тысячелетия после величайшего и до сих пор так и не превзойденного перформанса осмелился напомнить, что творчество и в наши дни по-прежнему остается квинтэссенцией веры, идеалов и убеждений, и поэтому художник обязан отвечать за то, что он делает, ни больше, ни меньше чем собственной жизнью, судьбой, биографией, кармой. Его кредо, взорвавшее привычный ход вещей, дорого ему обошлось. Такое сегодня не прощается.

О творческих открытиях мирового значения и подвигах Толстого слава Богу знают все. Поэтому то, что его почти не прославляют на его родине, на которую он так беззаветно молится, позволяет сделать вывод, что против него сплетен самый жестокий и циничный из всех заговоров – молчания. Не секрет, что слишком большое количество влиятельных господ активно не заинтересовано в том, чтобы в России возродился свой собственный, опирающийся на духовную традицию авторского самопожертвования современный авангард.

В Европе, где Толстый обосновался вот уже три десятилетия назад, с ним, к счастью, все в порядке – там слава Богу до сих пор еще живы интеллектуалы, которые знают, что такое метафизические корни России. Толстого как художника давно увековечили в музейных коллекциях и как актера на киноэкране. И относятся к нему как к живому классику – то есть с предельным почтением.

Лет за десять до своего нынешнего семидесятилетия Толстый честно пытался, поборов гордость и вооружившись православным смирением, по благословению афонских старцев хоть как-то закрепиться на исторической родине, показать все, что он сделал во имя ее за долгие годы эмиграции – но, увы, так и не нашел отклика у властей. Ему единственному в отличие от многих его коллег по эмиграции даже отказали в возвращении российского гражданства, о котором он так долго, мучительно и безнадежно мечтает.

Между тем в его убористых текстах, которыми он покрывает пространства своих картин, нет ни одной строчки не о России. Сплошное объяснение в любви! Поневоле вспоминаются прописные истины об отсутствии пророков в своем отечестве.

Его будущим артистическим псевдонимом Володю Котлярова прозвали еще в детстве, потому что он постоянно не умещался в отводимые ему параметры. Ему повсюду было тесно. И в помещениях, и в совковых идеологических догмах. Он решил переждать, пока все окончательно прогниет и рухнет само собой, затаившись в культурном наследии и выбрав профессию искусствоведа и реставратора. В результате сегодня он может похвастаться еще и собственной школой археологии, позволяющей неопровержимо продемонстрировать триумфальное движение цивилизаций.

Умение возвращать испорченным произведениям искусства первоначальный облик, которым он овладел в совершенстве, действительно не раз спасало его в критические времена – и в опасном для его чересчур неуемного темперамента СССР, и в оказавшемся вопреки ожиданиям не слишком приветливом и гостеприимном Париже, где Толстый наконец получил долгожданную возможность заявить о себе в полный голос.

Он ошеломил даже видавшую виды местную революционно ориентированную богему. Его вивристические перформансы и визуансы следовали один за другим, резко взбодрив начавших было погружаться в нынешний летаргический сон наследников духа 60-х. Его неистовый темперамент и неистощимая фантазия в течение целого десятилетия спасали репутацию Парижа как центра европейского, да и мирового авангарда.

За него, лежа на больничной койке, истово молился сам Иоанн Павел Второй, которого находящийся в экстазе пророческого озарения чумовой и неуемный эмигрант из СССР за неделю до рокового выстрела исламского террориста, публично, в течение целых десяти минут, пока его не повязал примчавшийся на место происшествия отряд спецназа, тщетно предупреждал о готовящемся на верховного понтифика покушении. Отныне над Толстым распростерлась божественная благодать харизмы, и он приступил к осуществлению своей священной мечты – начал издавать «Мулету».

Ничего более актуального и своевременного в мире еще не было. «Мулета» появилась, когда у людей с авангардным менталитетом опустились руки, став спасательным кругом для всех, кого возмущала перспектива прозябания в бесконфликтном и вязком сумраке «успеха». Вокруг Толстого сплотились самые последовательные и непримиримые бунтари. Где они сегодня? Кто смирился перед неумолимой властью золотого тельца и занялся более «правильными» вещами, кто перевел свой нонконформистский пафос в коммерческое русло, кто в знак протеста предпочел покинуть наш ставший совсем убогий мещанский биологический мирок. Бог им всем судья!

Идейной и духовной основой механизма, который наполнял вены Толстого свежей кровью, стала новая разновидность православия для артистов – вивризм. Толстый придумывал его долго и скрупулезно, тщательно взвешивая на алхимических весах все компоненты. В результате получилось как раз то, что в отличие от всего существовавшего на тот момент провоцировало на экстаз, агрессию, штурм, прорыв, презрение к опасности и благополучию, самосожжение. В тайный орден вивристов шли все, кто мечтали летать, и детище Толстого дарило им крылья.

Безбашенная энергетика Толстого не могла не притянуть к себе внимание ведущих кинопродюсеров, и ему почти удалось стать звездой экрана первой величины, но некие высшие силы предупредили его о том, что искушение такой силы вряд ли окажется ему по плечу. Успев сняться в нескольких нашумевших фильмах, он тяжело заболел. Сделав рентген позвоночника, врачи изумились, что Толстый еще способен самостоятельно передвигаться. Сказались нечеловеческие нагрузки и испытания, которым художник подвергал свое тело, используя его в качестве рабочего инструмента.

Борьба за физическое выживание после серии сложнейших операций, реальность, в течение нескольких лет воспринимаемая из положения лежа, невозможность творить посредством собственной плоти – что всегда было фирменной фишкой Толстого, остановили стремительный взлет, вынудили перейти на более камерные формы боевых действий. Настало время задуматься о смене стратегии и тактики.

Суть авангарда – в умении точно зафиксировать в видоискателе прицела главный объект – источник мирового зла и в выборе максимально эффективной формы (способа) его уничтожения. И тут Толстый в очередной раз подтвердил, что и сегодня ему как всегда равных нет.

«Максимально эффективным» может быть что-то принципиально новое – иначе все так и продолжали бы воевать винтовками со штыками. Толстый сделал безошибочный выбор. Новая поверхность. Новый материал. Новый подход. Новый принцип. Новая концепция. Новый продукт. Новый язык. Новое восприятие. Новое сознание. Новый зритель. Новая цивилизация. Новое человечество. Новая реальность.

Применительно лично к Толстому невозможно не завершить перечень. Новая гениальность.