Москва. 26.11.72.
Игорь дорогой, здравствуй!
Письмо твое дошло. Сейчас, это точно, не 37-й год: все доходит. Сразу не соберусь с мыслями. Сейчас уж полпятого. Котлы мои кипят. Я на работе. Спать вроде бы хочется, но нужно тебе написать. Ты столько в своем письме наворочал, что и не знаю, с чего начать.
Революция! Революция! Ты же знаешь, что я принципиальный противник революции как метода в настоящее время. И потом – о какой из революций ты говоришь? На Западе столько этих самых так называемых революций в основном на сексуальной почве, что разобраться в них нет никакой возможности. Да и стоит ли разбираться? Хватит с нас революций! А тем более сейчас! Пусть Леннон борется, а Харрисон воспевает. Пусть Лаура ебется во имя революции. Я хочу ебаться во имя ебли с красивыми датчанками, гречанками, турчанками и даже просто с женой – но во имя ебли. А самое главное – я хочу тихо и спокойно делать свое дело. Без помпы, без деклараций, без рекламы, без скандалов, без эпатажа публики. Кто эта публика? Жирные буржуа? И ты хочешь завалить их идеями? Открыть для них фабрику идей? Хочешь эпатировать их спектаклями, идущими 200 часов, и эпопеями? Ну что же, слава, от которой ты хочешь отказаться во имя этой идеи (или идей), будет тебе обеспечена. На тебя будут приходить смотреть, как в зоопарк на муравьеда, который может высунуть язык на два метра, или на бегемота, который может за один прием насрать 300 кг. Очень хорошим примером фабрики идей может служить Лева Нусберг. У него куча идей, проектов, прожектов, но нет реализации. Нереализованная идея – это мертворожденный ребенок. Нужно не выплескивать идеи, а делать вещи. Время дилетантизма прошло! Нам не нужны глухонемые ораторы! В наш век развитых коммуникаций и избытка информации нужно не потрясать мир глобальной шизофренией, а делать вещи. Пусть маленькие, но вещи. Один маленький рисуночек Харитонова стоит всего, что сделали Недбайло и Нусберг вместе взятые. Мир и так заваливается дерьмом, миллионами тонн дерьма – тотального, глобального, сверхэкстентричного дерьма. Взыскательные буржуа сперва отворачивают нос, а потом, принюхавшись, жрут его. Приятно, конечно, сорвать аплодисменты за удачную репризу, но самые удачные репризы живут всего один сезон. Нужно делать драгоценные камни, а не цветную пластмассу. Голливуд – это хуйня! Бергман, Антониони, Годар (и более молодые, я не знаю их фамилий) снимают не в Голливуде и не голливудскими методами. Нужно работать для музея, а не для свалки, чтобы каждую крупицу, сделанную тобой, упрятали под стекло, хранили в сейфе, а не выбросили, как консервную банку. Нужно гордиться тем, что в наш век массовой культуры ты можешь делать элитарное искусство. Делай эпопеи, если они будут из бриллиантов, как у Марселя Пруста. Апостолы приносят людям откровения – очень мало, но откровения, а не воспевают зубную пасту. Мы не на гонках, нам не нужно брать призы. Мы апостолы, а не гонщики. Нам не нужно обгонять друг друга. Нам нужно каждому тянуть свою лямку. Взявший все призы окажется в толпе зрителей, когда нас поведут на Голгофу. На фабрике все делается одним штампом, а сама модная вещь через пару лет превращается в старье.
И еще об одном помни: нужно хранить то, что сделал. Хранить как зеницу ока.
Вот, пожалуй, и все, что я хотел тебе сказать.
О московских делах в следующий раз напишу, а сейчас нужно идти котлы чистить.
Барабашке не звонил: все недосуг. Но позвоню обязательно.
Кстати, о Голгофах. Говорят, за морем-окияном в году нашем високосном построено восемь городов сказочных по 600 тыщ в каждом, где мы неожиданно встретимся однажды в тесной мужской компании. Вот какие чудеса происходят!
Козлов на днях вернулся из Тбилиси, где перепил всех грузин вместе взятых, а заодно и свою жену, Сашу Левина и Валеру Прохорова. Он закончил своего Марка. По-моему, это его лучшая работа. Был он у меня вчера. Прочел твое письмо и сказал, что ты его написал не для меня, а для Светки Барабаш.
Ну ладно. Обнимаю и целую! Пиши!
Что у тебя там с армией?
Лёня.