Впервые напечатано в каталоге к персональной выставке, 1990 год

Самая большая опасность, подстерегающая современного художника, – боязнь быть самим собой. Некоторые, пугаясь упреков в «шлягерности», нарочито изощряют живописный язык, опускаются до зауми, наукообразия, ложной многозначительности. Другие впадают в противоположную крайность, стремятся любой ценой понравиться всем и каждому, производят инфантильные, средненькие поделки, порой маскируя их под «наивное» искусство.

Заслуга Владимира Портяного в том, что он счастливо избежал обоих соблазнов, сохранив за собой право на неограниченную творческую и духовную свободу. Поэтому он и доходчив, и сложен одновременно –  признак, безошибочно присущий настоящим художникам.

Секрет его метода – в раскрытии славянского мироощущения средствами современной европейской живописи, из которых он взял на вооружение самые раскованные и выразительные приемы (недаром наиболее почитаемый им мастер – Пикассо). Это значит, что он с честью продолжает начатое в начале века лучшими из его соотечественников – теми, кто в составе легендарных русских артистических десантов привил пряный евразийский черенок к благоухающей смертельной роскошью культуре западного модерна.

Было бы странно, если бы он не обратился к библейским сюжетам –  они стали фундаментальной основой всей мировой классики, но именно в России отношение к божественным первоисточникам окрасилось особым, граничащим с экзальтацией трепетом. Именно русским живописцам удалось ввести персонажей древней христианской истории в деревенскую избу, без сусальности, философски-органично повенчать приметы и образы дальнего, окутанного таинственной дымкой Востока со скудной, незатейливой повседневностью жаждущего романтики, тоскующего об идеале народа.

Владимир Портяной, овладев энергетикой сложнейших магических кодов и символов, вместе с тем не стыдится и чисто «крестьянской» эстетики и декоративности, используя фольклорное начало как спасительное средство восстановить первозданную гармонию, обрести утраченное совершенство, выбраться из бездны, в которую завела нас измена высшим, небесным ориентирам – тем, что пока еще, к счастью, различимы именно в сфере национального, этнического. Какая бы тема ни занимала воображение живописца (а диапазон его ненасытных поисков достаточно широк), в сущности его единственной – пламенной и неотступной – страстью остается идея реставрации космоса – как божественного, горнего, так и человеческого, земного. Каждый его холст, цикл – это еще одна попытка художника заполнить зияющую брешь бездуховности, отвоевать очередной плацдарм в поистине апокалиптической битве за новый, преображенный мир.