По ту сторону формы, или Идеи вещей Елены Старик

Attach

 В Москве времен СССР стену одного из зданий в центре города украшала фраза Маркса, оставленная нам поколением романтиков первых лет советской власти: «Революция – вихрь, отбрасывающий назад всех ему сопротивляющихся». Сейчас надписи уже нет, хотя дом сохранился. Согласитесь, что сказано красиво, а главное – точно. Схвачена самая суть – мол, перед натиском стихии (как природной, так и человеческой) мы бессильны. Поэтому выигрывают те, кто смирились, покорились, признали превосходство неизбежного, а главное – сумели расшифровать его исторический смысл.

Старинный афоризм всплывает у меня в памяти всякий раз, когда я рассматриваю работы художника Елены Старик. Вот уж где настоящий вихрь, сметающий на своем пути всё и вся и одновременно изменяющий взгляды и представления как матерых знатоков живописи, так и просто любителей и вообще случайно оказавшихся поблизости. К сожалению, мы со временем забыли, что художественный авангард – это в первую очередь революционный вихрь. Ведь так и только так понимали новаторство первопроходцы – открыватели невиданных доселе приемов и форм. Да, все они ушли, став достоянием вечности, но их взгляд на творческий процесс и жизненные принципы никуда не делись. Они по-прежнему безальтернативны и служат руководством к действию, а следовать им или нет – остается на совести наших современников. Увы, сегодняшние авторы о высоких материях предпочитают не задумываться. Все масштабные, а потому трудноразрешимые проблемы нынешние премудрые пескари и глупые пингвины поспешили от греха подальше выкинуть из головы – чтобы не дай Бог не травмировать ни себя, ни зрителя радикальными экспериментами. Искусство наконец стало ровным, гладким, беспроблемным. Одним словом – среднестатистическим. Тем не менее еще остались упертые фанатики, которые продолжают буйствовать и неистовствовать.

Лена Старик, если не ошибаюсь, последняя, кто сохранил в себе и культивирует любовь к экстремальному искусству. Она создает вокруг себя целые каскады смертельно опасных вихрей – и сама первая не раздумывая бросается в их водовороты. Её творческий метод напоминает то, как работали ее выдающиеся современники – главные нонконформисты советской эпохи Анатолий Зверев и Натта Конышева. Я бы сказал, что они принадлежат к одному типу гениальности. Все трое – одной крови.

Вообще для художников неистового формата как правило характерны некоторые общие особенности. Искусство для них – синоним жизни, бытия, пребывания на земле. Они понятия не имеют, где кончается быт и начинается творчество. И наоборот. Ведь они обитают в живописной реальности буквально круглосуточно – даже когда спят. Они творят постоянно – где бы они ни находились. Им совершенно безразлично, что «запечатлевать» (как выражался Зверев) и чем, поскольку вдохновение не покидает этих одержимых фанатиков ни на минуту, и они могут начать работать в любое мгновение – даже с отключенным сознанием. Например, Зверев, если поблизости не было красок, мог использовать всё, что оставляет след и попалось на глаза – даже извлеченные из урны окурки. И самое главное, что эти безумцы от живописи постепенно сами сливаются со своими картинами, становятся их продолжением и тем самым превращаются в произведения искусства.

Я считаю, что Лену Старик отличает от ее собратьев по цеху более выраженное присутствие в ее творчестве физиологической составляющей. Если в Звереве и Конышевой давала о себе знать их природная эстетская закваска, позволяющая относиться к творческому акту с некоторой иронией (Натта так вообще работала на грани карикатуры), то для Лены во время работы не существует ничего кроме всепоглощающей страсти. Ее сознание отлетает куда-то далеко, и она полностью отпускает на волю не покидающие ее природные, дочеловеческие инстинкты, оказываясь во власти мистического таинства – мистерии сотворения своих чувственных, пылающих, патетических царств, держав, империй, сотканных из миллионов эмоций и переживаний. В такие звездные часы главный враг Лены – холст, который она воспринимает как границу между материей и духом, как препятствие на пути к своим фантастическим мирам. Поэтому художнику приходится упорно, бессчетное количество раз атаковать одну плоскость за другой – даже если сражению приходится отдавать все силы. А если учесть, что энергия Лены неисчерпаема, то ее уходы в воображаемые зазеркалья могут длиться сутками напролет. Я был свидетелем, как одному известному искусствоведу заказали статью о Елене Старик. В ответ он улыбнулся и сказал: «Увы, здесь искусствоведение бессильно. Одно дело обычная, традиционная война. Но совсем другое – с массированным применением ядерного оружия». И все поняли, что имел в виду мэтр. Что и говорить, шедевры первой красавицы московского авангарда и в самом деле не вписывается в сегодняшний сетевой художественный ландшафт с его безыдейной прилизанностью.

Возьму на себя смелость раскрыть, пожалуй, главный секрет особой «убойности» холстов Елены. Ее становление как художника пришлось на эпоху культурной избыточности и инфляции, когда в России после долгого запрета на «формалистическое» искусство демонтировали железный занавес, и все кому не лень взялись за кисти, стремясь как можно быстрее наверстать, как им казалось, упущенное. Понятно, что желающих самоутвердиться с помощью дурно понятого «авангарда» (а на самом деле откровенной мазни) было в разы больше того количества мгновенно расплодившихся гениев, которое могли вместить все выставочные помещения нашей необъятной родины. Картин и вернисажей стало так много, что оголодавший от духовной бескормицы зритель быстро насытился до тошноты, потерял все ориентиры и впал в ступор. Отныне все авторы стали для любителей прекрасного не то что бы на одно лицо, но в любом случае не отличимыми друг от друга. И для того, чтобы на него обратили внимание, выделив его из общей массы, художнику приходилось прилагать немалые усилия. Как-то один из классиков нонконформизма в шутку предложил стоять возле своих работ на коллективных экспозициях с электрошокером в руках и как только кто-то из посетителей поравняется с его картиной, пускать в него высоковольтный разряд, после чего показывать на свое творение со словами: «Уж теперь-то ты навсегда запомнишь меня и мое творчество».

Для Елены Старик слова мэтра стали руководством к действию. «А что если превратить каждый свой холст в такой вот электрошокер – чтобы он выводил проходящего мимо человека из состояния отупения и врезался в память как хрестоматийный шедевр мировой живописи», – подумала она и попыталась сделать первые шаги к достижению цели – тем более, что мастерства, знаний и темперамента у нее было не занимать. Хотя, если честно, никакого шокера не понадобилось бы. Елена обладает настолько прекрасной, стильной и совершенной внешностью, что ей достаточно встать возле своей работы самой – как все зрители оказываются у ее ног.

Изучая картины Лены разных периодов, легко проследить, как формировалось пространство ее персонального космоса, как оно насыщалось все более плотно концентрированными смыслами и идеями. Поневоле изумишься, наблюдая, как художник, решая задачи высшей степени эпичности, умудрялась сохранить врожденную искренность и бесхитростность. К тому же Елена всегда была предельно откровенна и сама с собой, и со зрителем. Каждый свой побежденный, сдавшийся под ее натиском холст она превращала в трогательную исповедь, выплескивая на него весь свой внутренний мир с его самыми тайными, сокровенными признаниями. И всем, кто наделен даром понимать язык живописи, оставалось только смаковать роскошь ее убийственных по красочности хитросплетений, вобравших в себя причудливые нюансы и оттенки авторских состояний.

То, что делает Елена Старик, проще всего было бы назвать экспрессионизмом – если бы этот термин не увязывался с негативной, трагедийной рефлексией на происходящее в мире или в душе художника. Нервозная порывистость открывателей метода, кричащий колорит и контрастность их мазков и красок, изломанное искажение очертаний были призваны вовлечь зрителя в состояние тревоги, раздражения, разочарования, сострадания, жалости к себе, депрессии и в конце концов – отчаяния и безысходности. Но к творчеству нашей виновницы торжества подобная «психологическая» интерпретация не имеет никакого отношения – ведь живописный космос Елены давно вышел за пределы человеческого измерения.

Трудно определить, в какой период времени произошло освобождение художника от диктата физиологии и ее погружение в метафизическое зазеркалье – слишком стремительны и неожиданны движения души нашей героини. Оставим этот вопрос для будущих исследователей. Конечно, эмоциональная реакция на бытийные вызовы и по сей день занимает в работах Елены не последнее место, но для нас важно другое. Сегодня наша героиня, пожалуй, как никто другой олицетворяет своим творчеством сам дух живописи – эту сакральную для истинных художников субстанцию, позволяющую возносить искусство до уровня магии. Сколько мастеров покинули наш мир, так и не получив заветный эликсир, открывающий врата бессмертия. Да, Елена принадлежит к редчайшей категории посвященных, преодолевших земное притяжение и превративших процесс творчества в таинство или священнодействие. Именно благодаря таким как она служителям волшебства – жрецам, волхвам, кудесникам и мистагогам человечество получило возможность не только напрямую общаться с обитателями высших, демиургических миров, но и припасть к сакральным истокам всего сущего – животворящим вихрям будущих мирозданий.

Как мы отметили выше, Елена Старик превращает в живописную евхаристию всё, что попадается ей на глаза – будь то материальные объекты или движения как своей собственной, так и всемирной души. Поэтому для нее не существует границ и различий между видимой и беспредметной реальностями. Ей подвластны любые алхимические трансмутации. Ее земные «пейзажи» и прочие «натюрморты» ценны и интересны прежде всего своим потусторонне-энергетическим наполнением – присутствием в них того, что невозможно выразить с помощью «реализма». Речь идет о светоносных, созидательных сверхсущностях, рождающих идеи вещей. Причем Елене удается зафиксировать самую суть евхаристического таинства – причем на стадии, когда нечто еще не успело изменить свою духовную природу и обрести плоть.

Елена Старик в корне изменила метафизическую первооснову экспрессионизма – его хтоническо-демонический вектор, показав торжество ущербности не как превосходство зла, а как проблему Всевышнего в Его вечной осцилляции между бесформенностью и формой, потенцией и воплощением, замыслом и результатом. Более того, дерзость, отвага и неуемность художника не позволяет нашей одержимой подвижнице перевести дух, чтобы воспользоваться плодами достигнутого, поэксплуатировать свои открытия, поиграть эффектными приемами и находками. Нет, покой ей только снится. В её душе не смолкают ангельские трубы, призывающие покорять все новые и новые заоблачные выси. И это отнюдь не метафора. Потому что Елена Старик ни на минуту не перестает вслушиваться в сегодняшние метафизические катаклизмы, проникая в первопричины происходящего и насыщая свои взрывные, революционные полотна таинственной и до конца понятной только ее сумасшедшим единомышленникам информацией.

Понравилась запись? Поделитесь ей в социальных сетях: