Впервые напечатано в каталоге выставки «Большая пастель» Игоря Ермолаева и Вадима Стаина в зале ярославского отделения Союза художников

В каждом художнике живет исследователь. Искусство для творца – в первую очередь инструмент (к тому же самый безопасный, а потому – идеальный), с помощью которого удобнее всего препарировать, казалось бы, банальную и набившую оскомину реальность, чтобы проникнуть в суть мироздания и разгадать главную тайну пленительности и очарования или жестокости и монструазности бытия. И неважно, что получается «на выходе» – красота или уродство, высшее совершенство или отвратительный гротеск, гармония или хаос, Босх или Лактионов. Сознание художника индивидуально в смысле солипсично, то есть подвержено подчас самым мимолетным воздействиям – как внутренним (со стороны «чувств», прихотей и настроения), так и внешним (социальному и духовному контексту). Главное, чтобы костюмчик сидел, то есть был бы результат – в виде открытий и озарений, которые 1) пополняли бы земную и небесную копилку очередными дарами и 2) расширяли бы кругозор «потребителя» – на благо общего, всечеловеческого делания.

Участникам нынешней экспозиции Игорю Ермолаеву и Вадиму Стаину пришлось одолеть тернистый маршрут промахов и достижений, проб и ошибок, редких феноменальных взлетов и бесконечной езде по унылой равнине прежде чем упорство, верность призванию и предназначению, а особенно дружба как бесконечное продуктивное взаимодействие и взаимовлияние сформировали собственную художественную систему.

В основе метафизического выбора Ермолаева-Стаина – взгляд на человека или предмет сквозь призму (или пелену, дымку) некоего духозрения – как предтечи реального прозрения. Представьте, что на месте ваших глаз с их радужками, зрачками и сетчатками – возникло что-то вроде магической линзы, позволяющей не столько видеть, сколько изучать и получать знания. Благодаря обретенной способности изображение искажается, смещается, размывается, выворачивается наизнанку – но не ради дурно интерпретированного «модного» модернизма, а для того, чтобы увидеть тайное инобытие всего сущего, посмотреть на земные отражения глазами высшего разума. Как врачу, чтобы поставить диагноз, необходимо посмотреть не рентгеновский снимок, так и художник должен увидеть за внешней оболочкой – внутреннее, скрытое. И когда объект перестает быть таким, каким мы привыкли его видеть, становится понятным, что вокруг нас все пронизано трепетом зачатия, возникновения, торжествующего, но зыбкого и эфемерного многообразия и в финале – печального исчезновения – как растворения в предвечной первооснове. Мельчайшие детали бесчисленных сюжетов обнаруживают доселе скрытые смыслы и предназначения. Жесты оказываются частью театральной постановки космического масштаба, а контуры и очертания – вовсе не привычными декорациями, о которых после употребления можно за ненадобностью забыть, а неотъемлемой, имманентной частью нашей кровеносной системы.

И так и шли бы себе оба друга – Ермолаев и Стаин – распростершейся перед ними дорогой – если бы не случай, который свел их в Праге, где некий искушенный и привередливый заказчик увидел свой каприз воплощенным исключительно в пастели. К счастью, требования совпали не только с возможностями двух «подмастерьев», но и с их порывами и чаяниями – доказать самим себе и всему миру, что они созрели для фигур высшего пилотажа.

Живописцы неспроста называют пастель тем самым универсальным философским камнем, который предоставляет гениям всю полноту возможностей показать, на что они способны, превратив в золото что угодно. С помощью пастели можно создать иллюзию любой техники – даже акварели. Зато акварель не способна сымитировать пастель. Зайдите в любой стрелковый клуб – и вам расскажут, что для посредственного охотника безразлично, из какого ружья палить. Дай ему в руки отстойную модель или новейшую разработку – результат будет одинаковым – comme ci comme ça. Поэтому изготовители самых совершенных устройств всегда ориентируются исключительно на высочайших профессионалов. Только избранные мэтры способны извлечь из избытка ассортимента максимум достижений – и тем самым доказать свое преимущество перед своими менее пассионарными коллегами.

Пастель – даже в чисто философско-технологическом смысле – венчает иерархию изобразительных средств. И возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься. В переводе на язык искусства сказанное означает, что пигмент – первичен, ибо с него начинается живопись. Пастель – начало и конец, основа основ и вершина вершин, когда обнаженные пальцы творца прикасаются к глине, из которой сотворен первый человек, и начинается таинство, не допускающее исправлений и «редактирования». Сразу – навечно и набело.

Что такое фреска – божественнейшее из изображений? Всего лишь пастель на штукатурке храма. Что такое модерн – с его капризно-изысканнейшими извивами линий и непревзойденно-томительной утонченностью оттенков и полутонов? Всего лишь пастель на ватмане или грунтованном холсте. Нет ничего более вечного, чем пастель – ведь пигмент не искажается, поскольку не подвластен времени (не выгорает на солнце, не темнеет, не трескается, не боится температурных перепадов). Недаром все самое святое и «порочное» (в эстетическом смысле) сотворено с помощью пастели. Так что возможности волшебного материала – безграничны. Дело за степенью посвященности и фанатизма мастера.

Пастель открыла перед Игорем Ермолаевым и Вадимом Стаиным захватывающие горизонты и перспективы, позволила не только не свернуть с избранного пути, но еще убедительнее оформить и воплотить свои замыслы. Их работы стали больше соответствовать критериям нашей эпохи нарциссизма – аскетизм сменился богатством и разнообразием, едва заметную рассудочность вытеснила иррациональная чувственность (недаром говорят, что пастель постигается не разумом, а душой). Произошло приобщение к следующему витку спирали духовной иерархии, которую принято называть салонностью – когда чем выше и «сложнее», тем проще и «роскошнее». Словом, налицо пример вечного возвращения к ценностям и традициям серебряного века – как симбиоза (или единства и борьбы), казалось бы, противоположностей – полных драматизма философских глубин, раскрытых через причудливо-напряженную сочность декоративного начала.

Впрочем, Игорь Ермолаев и Вадим Стаин еще слишком молоды, а главное – неутомимы, чтобы заниматься подведением итогов. Кто знает, куда заведут наших друзей перманентные упражнения в алхимии. К их услугам – накопленный за прошедшие века неограниченный арсенал выразительных средств, а кому многое дано – с того и спрос. А коли так, то show must go on.