Виктор, случайно встречен­ный мужчина лет пяти­десяти. Без опре­деленных занятий. Из-за невозможности его сфотогра­фировать изображение отсутствует.

Впервые напечатано в еженедельнике «Мегаполис-Экспресс» от 3 июня 1996 года

Покидать теплую компа­нию с преобладанием кра­сивых девушек мне не хотелось, и я решил гу­лять до упора, благо пригла­сившие меня в гости знакомые жили неподалеку от платфор­мы Яуза, то есть всего за одну станцию до моей Маленковс­кой. Однако когда я подошел к расписанию, оказалось, что последний поезд уже ушел. Отправляться на поиски «тачки» не имело смысла – до ближай­шей мало-мальски оживленной улицы было далеко, и мне ничего не оставалось, как идти пешком – благо ночь стояла жаркая, а дорога шла вдоль лесопарка, который простирался слева от меня. Справа же тянулись бес­конечные гаражи.

Проходя вдоль них, я увидел мужика, который макал кисть в жестянку и выводил на бетон­ной стене какие-то буквы. Я мгновенно догадался, что он пишет коммунистический ло­зунг, поскольку во время ежед­невных поездок на электричке до Ярославского вокзала на­смотрелся на них досыта. В глубине души меня всегда ин­тересовало, кто же и когда успевает их писать, но, как только они исчезали из поля зрения, я о них забывал.

Увидев меня, мужик насто­рожился, напрягся и замер в ожидании моей реакции.

 – Не боись, я свой, – чтобы успокоить его, сказал я издали. – Далеко ли до Маленковской, а то я заблу­дился? – прикинулся я. – Да ты продолжай, не стес­няйся, мне до лампочки.

Я присел на какую-то коря­гу, сделав вид, что устал. Мужик попросил у меня закурить, но, узнав, что я некурящий, вынул из помятых брюк папиросы. Затянувшись, пристроился рядом. От жестянки за версту несло нитроэмалью, а на стене кра­совалось до боли знакомое «Вместо вора пьяного выберем Зюга…»

– Тебе случаем напарник не требуется? – спросил я.

– Здесь и одному делать нечего. Зачем еще с кем-то делиться?

Социальная принадлежность моего собеседника, предста­вившегося по ходу разговора Виктором, вычислялась мгно­венно – главным образом по запаху, который не могла пе­ребить даже благоухавшая на всю округу нитроэмаль.

 – А сколько платят, если не секрет?

Поняв, что проговорился, мужик смущенно засопел. Од­нако протянутая мной десяти­тысячная купюра и клятвенное обещание, что никому ни сло­ва, сделали его более разго­ворчивым.

– Сто тысяч за надпись.

– Любой длины? Если, на­пример, «Ельцин иуда, пред­атель», то всего три слова, а ты уже целых пять написал.

– Без разницы. Что мне захочется. Лишь бы не повто­ряться.

 – Кто хоть отстегивает?

– Коммуняки.

 – А материалами кто обес­печивает?

– Они же. Привозят на ма­шине. И банки, и кисти. К де­сяти часам.

 – Вечера?

– Самой собой. Наши, мес­тные, кто возле палаток про­мышляет, все к тому времени уже хорошие. Кто по домам расползается, кто еще куда. А они как раз и подвозят. Я за­бираю и к себе несу. Вон там живу, – мужик показал на вид­невшиеся из-за зарослей хрущобы.

 – Откуда ты знаешь, что они коммуняки?

– Сами так себя называют. Ходят по квартирам, агитируют, в ящики листовки пихают. Или на дверях наклеивают. Тоже иной раз нашего брата нанимают.

– Почему же они сами не пишут? Дешевле бы обошлось.

– Зачем им мараться. Да и боятся. Так уж они, коммуняки, устроены. Всегда на чужом горбу в рай въехать мечтают.

 – Ты-то сам за Зюганова?

– Мне один хрен. Лишь бы бабки давали. Хотя нашим он нравится. Рожа у него проле­тарская.

 – А Ельцин чем тебе не угодил?

– Нормальный мужик. Кто ж возражает. Только зарплату вовремя не платит.

– Так я тебе и поверил, что ты на зарплату живешь.

– Что я, чокнутый, за лимон у станка горбатиться. Я и так на бутылку всегда настреляю.

 – Я смотрю, многие надпи­си закрашены. Кто постарал­ся?

– Путейские. Их террито­рия. Когда рельсы проверяют или ремонтируют, заодно и мусор собирают, и вокруг все в порядок приводят.

– Сколько таких, как ты, пишут?

– У нас по участкам. Мой вон от моста до той свалки.

 – Лозунги сам сочиняешь или подсказывают?

– Коммунякам вообще-то все равно. Лишь бы ругательства какие-нибудь. Иногда подска­жут, чтобы в рифму. Матом, правда, запрещают. Боятся, что шухер поднимется – выяснять станут, кто да что.

 – Не боишься, что Ельцин разозлится и прикажет всех вас выследить и на зону от­править?

Мужик рассмеялся:

– Ему оно надо? Он самолетом летает. А с меня где сядешь, там и слезешь.

– Третьего числа за кого голосовать будешь?

– Не хожу я. У меня и пас­порта нет. Не помню уже, когда потерял.