О писателе Аркадии Аверченко я, как и большинство моих современников, впервые услышал в 1963 году, когда в главной газете страны – «Правде» неожиданно напечатали его рассказ «Крыса на подносе». В то время Хрущев объявил беспрецедентную по активности войну входящему в моду на волне оттепели новому искусству. Типа сам же открыл форточку – и сам же, испугавшись последствий влияния свежего воздуха на советских людей, бросился ее заколачивать. В пропагандистской компании против формализма в ход шли любые средства – вплоть до публикации «правильного» текста махрового антисоветчика. Кстати, советую всем перечитать рассказ – он, как мне кажется, до сих пор не утратил своей актуальности.

Год Крысы – всегда поворотный и чем-нибудь запоминается, поскольку он начинает новый двенадцатилетний цикл сансары. Вспомните хотя бы 2008 год – конец эры философии, искусства, творчества, эпохи ярких мыслей и идей, праздных и вкусных дискуссий в соцсетях и в жизни, халявного и беззаботного процветания, шальных денег и начало бесконечного, постоянно углубляющегося экономического, идейного и духовного кризиса, отягощенного всеобщей умственной и прочей деградацией.

Что и говорить, радоваться решительно нечему. Жизнь за минувшие двенадцать лет и без того превратилась в выживание, а если учесть, что нас ждут все новые и новые виражи, затягивающие в бездонную воронку неразрешимых проблем, то перспективы у нас совсем не радостные. Единственный оставшийся сегмент для позитивных эмоций – личная жизнь. Но она у каждого своя и к тому же покрыта тайной. Я тут задумался на тему, какие тенденции в круговерти нашего сегодняшнего социума стоят того, чтобы отметить их знаком плюс, а какие – вызывают печаль и сожаление. После долгих размышления я пришел к безрадостному заключению, что абсолютно вся окружающая реальность безнадежно и необратимо ушла в глухой минус. Ну наверняка же есть хоть что-нибудь, что можно назвать лучами света в темном царстве, спрашиваю я себя. Да, есть, конечно. Например, мне по душе, что русские мужчины стали наконец носить бороды. Но как бы там ни было, за минувшие двенадцать лет наша жизнь так извратилась и перекроилась, что любые, казалось бы, положительные моменты, не успев реализоваться, тут же полностью нейтрализуются противоположными тенденциями. Мне понравилось, как на днях на каком-то совещании в верхах, когда президент начал выдавать на-гора ошеломляющие цифры наших достижений в области сельского хозяйства, Владимир Вольфович Жириновский ему мягко возразил – мол, какой смысл в миллионах тонн продуктов питания, если они изготовлены из опасных для здоровья компонентов. То есть мы в гигантских количествах производим то, что медленно, но верно нас убивает.

И таких примеров множество. Например, построили восхитительный чудо-мост в Крым. Казалось бы – катайся сколько душе угодно, наслаждайся возможностью быстро и без проблем оказаться в раю. Но еще до пуска переправы уникальную территорию успели до неприличия загадить, застроить, испоганить, превратить в отхожее место, засрать в буквальном смысле – да так, что с недавних пор ездить в Крым среди приличной публики стало считаться дурным тоном. Задумывались ли вы, что на всем полуострове вообще отсутствует канализация, и все фекалии и прочие нечистоты сбрасываются в море? И нормальные люди уже давно купаться в Крыму элементарно брезгуют. Да оно и опасно для здоровья. А если учесть ожидаемое благодаря чудо-мосту массовое нашествие новых орд «отдыхающих», то совсем скоро бывший Южный берег окончательно превратится в Страну Воспоминаний – как в свое время произошло с СССР. Когда-то я с трепетом ждал каждой возможности совершить паломничество в Коктебель. А сегодня, после того, как сакральное место осквернили и уничтожили, меня туда никакими пряниками на заманишь.

Или еще пример. Говорят, что у нас сейчас разрабатывается самое совершенное в мире оружие. Охотно верю. Военные достижения сопровождаются широкой пропагандой якобы «державности» и «патриотизма». Пропагандистской трескотни такой интенсивности не было даже при Совдепии. Но одновременно Россия уверенно и необратимо превращается в заповедник русофобов и злопыхателей – причем число ненавистников собственной страны во всех слоях общества растет в геометрической прогрессии и на глазах. Во всяком случае на стороне деструктивных сил явный, многократный перевес. К тому же они, чувствуя свое превосходство и безнаказанность, ведут себя нагло и агрессивно. Причем власть не только замалчивает, но и поощряет тенденцию. Получается, что в верхах делают хорошую мину при плохой игре – для виду «пресекают беспорядки», а на самом деле даже не защищаются и тем самым выступают в роли собственных могильщиков. Оправдываются тем, что у нас по конституции запрещена любая доминирующая идеология, поэтому Кремль типа лишен возможности вести идеологические баталии со своими идейными противниками. Все дискуссии – исключительно посредством полиции. То есть повторяется история с развалом СССР. Если так пойдет дальше, то кому в результате достанется весь арсенал новейшего чудо-оружия? Озлобленным русофобам?

Налицо полное отсутствие того, что принято называть «развитием». Да и какое может быть развитие при полном отсутствии идеологического вектора. Никакого движения в смысле познания и открытий. Все уже познано и открыто – осталось только потреблять, не задумываясь о последствиях. Думать, размышлять о высоких материях уже катастрофически не модно. Считается дурным тоном и уделом безнадежных лохов. Что свидетельствует о полной атрофии воли и утрате субъектности – что в верхах, что в низах.

Сегодня вся надежда – на Крысу. На присущее ей стремление к выживанию любой ценой. Что еще остается. Увы, за суетой сует мы не заметили, как Крыса победила в коллективном бессознательном Иисуса Христа, и страна давно живет не по Евангелию, а по гороскопам. С чем дорогих соотечественников и поздравляю.

С другой стороны, крыса – для нынешних времен животное образцово-показательное. Проанализируйте ее особенности – и вы поймете, как правильно себя вести, чтобы в наступающей крысиной эпохе свести к минимуму все трудности и чувствовать себя в нашем прагматичном социуме комфортно. Ведите себя как крысы. Сузьте свой кругозор, стремления и интересы до уровня крыс. Станьте крысами – и будет вам счастье.

Конечно, жаль, что денег больше не будет, и нам всем предстоит провести оставшееся время если не в нищете, то в бесконечных ограничениях. Коридор человеческих возможностей, увы, будет только сужаться. И самое трагичное, что наши предстоящие лишения распространятся не только на материальную сторону бытия, но и на сферу разума и духа. Потому что на наших глазах исчезают, вытесняясь на самые дальние задворки сознания, такие имманентно присущие человеку категории, как мышление, философия, наука, искусство. Увы, им нет места в социал-дарвинистской системе координат. Утомительно-изматывающая борьба за выживание оказалась сильнее духовных ценностей.

Об искусстве поговорим отдельно. Поэтому всех с очередным новолетием (мы же в конце концов пока люди, а не совсем еще крысы), а всем избранным – держаться до конца. Нам ведь не привыкать. Для нас завет протопопа Аввакума давно стал символом веры. Жизнь кончилась – начинается житие. Лишения облагораживают, как говорили мудрецы золотого века.

До встреч в Новом году.

31 декабря 2020

I have a dream. Мне привиделось, что время-как-ситуация резко изменилось и отныне необходимо многое скорректировать и в чем-то что-то поменять. Если обратиться к жизни художественной, то есть пребывании каждого из нас в ауре большого искусства, то явно напрашивается аналогия с переломными моментами прошлых эпох. В революционные годы лучшие представители нашего сообщества искали спасения в создании объединений людей искусства – типа не сдавшихся и еще продолжающих сопротивляться интеллигентов. Поэтому не пора ли обратиться к их опыту?

Что я имею в виду. Чисто конкретно. Я много раз пытался создать новое направление в искусстве. Как минимум претендующее на эпохальность. Не такое, конечно, обобщающее, как импрессионизм, символизм, футуризм, экспрессионизм, сюрреализм или обэриутство, но хотя бы уровня лучизма, фовизма или кубизма-конструктивизма.

Вот пока не получается. Видимо, по причине загипнотизированности прошлым наследием или из-за отсутствия стимулов. Ну нет со стороны народа никакого интереса к искусству вообще и особенно к его развитию в частности. Поэтому современный художник и вынужден вариться в собственном соку – без малейшей поддержки со стороны широких народных масс.

Вот что в такой ситуации прикажете делать? Куда крестьянину податься? С одной стороны, выход видится только в объединении и в коллективном, совместном натиске на ситуацию и в противостоянии тому, что происходит. Причем происходит не столько по причине чьего-то злого умысла, сколько в результате деградации умов – смерти мозга, как недавно заметил один видный политический деятель.

Я думаю, нет смысла перечислять весь негатив, в котором мы оказались. Всем и без того все понятно. Полезнее будет сосредоточиться на поиске путей выхода из тупика.

Я все больше прихожу к мысли, что пора поставить вопрос о новом направлении или точнее – идеологии в искусстве, которые могли бы объединить максимальное число единомышленников и тем самым создать плацдарм для очередного великого прорыва.

Я мучительно перебираю все недавние – родившиеся на моих глазах – концепции и подходы. Например, метафизический реализм, рецептуализм, некрореализм или придуманный Лёнечкой Губановым изумизм – совершенно волшебное и сказочное направление. Да Бог знает сколько я всего перевидал. И вот я вспоминаю – и нахожусь в затруднении. Поэтому обращаюсь к вам за советом. Как вы решите – так и будет. Ответьте мне на вопрос – какое направление в смысле концепции способно стать продуктивным и действенным в наше непростое время. И вообще может ли что-то еще кроме присоединения еще многих и многих Крымов взволновать и взбудоражить коллективный разум нации? Но Крымов, по-моему, уже фактически не осталось.

Придумайте – и вам гарантировано место в истории.

Пока я склоняюсь к направлению, которое я считаю наиболее адекватным современному социуму. Речь идет о выстраданном моим другом и единомышленником Толстым (Володей Котляровым) вивризме. Не подумайте, что я его как-то навязываю и лоббирую. Нет. Просто я считаю его эталоном в смысле идеологического оформления и соответствия сегодняшней эпохе. Поэтому привожу как пример, как лекало того, что от нас требуется сделать.

Есть много написанных Толстым манифестов вивризма. Найдите их в поисковиках. Но много лет спустя я дал свое толкование. Вот оно – набранное из разных текстов, которые есть или будут на моем сайте.

Идейной и духовной основой механизма, который наполнял вены Толстого свежей кровью, стала новая разновидность православия для артистов – вивризм. Толстый придумывал его долго и скрупулезно, тщательно взвешивая на алхимических весах все компоненты. В результате получилось как раз то, что в отличие от всего существовавшего на тот момент провоцировало на экстаз, агрессию, штурм, прорыв, презрение к опасности и благополучию, самосожжение. В тайный орден вивристов шли все, кто мечтали летать, и детище Толстого дарило им крылья.

Если начать рассказывать творческую биографию Толстого (Владимира Котлярова) подробно, перечисляя все им сде­ланное, то рискуешь никогда не закон­чить. Бывали времена, когда Толстый по несколько раз в день шокировал народ своими вивристическими визуансами, каждый скрупулезно фиксируя и доку­ментируя в виде манифестов и фотогра­фий и помещая в анналы современного трансавангарда – как любил называть то, что он делал, сам автор. Толстый старался жить по принципу мгновение – документ – поступок, причем все три компонента были обязательны. Каждое мгновение жизни современного художника обязано быть документально запротоколирова­но. Иначе ни о каком «культурном пла­сте» и речи быть не может.

С самого начала своего знакомства с современным искусством Толстый по­ставил цель очистить его от циников, прагматиков и коммерсантов. Недаром родители считали его неисправимым романтиком. Главным оружием он вы­брал вивризм (от французского vivre – жить), который родил и выстрадал це­ной всей своей скандальной жизни.

Вивризм подразумевает, что жизнь и искусство – абсолютно одно и то же. Между обоими понятиями не существу­ет границы, поэтому творческая и жи­тейская биография художника должны слиться в единое целое, превратив­шись в бесконечный акт артистиче­ского самосожжения. Автор должен каждую минуту быть готовым ответить за базар – за то, что воплощает в сво­их поступках. Веришь в Христа – будь добр добровольно взойти на Голгофу, распять самого себя и продержаться на кресте трое суток, чтобы на собствен­ной шкуре понять, какие муки претер­пел твой Спаситель. Именно так Тол­стый и сделал, своим подвигом получив право обличать и поучать «коллег».

В основе его мироощущения лежало несколько незыблемых принципов. 1. Борьба за торжество вселенской справедливости на всех уровнях – от метафизического до бытового. 2. Достижение абсолютной гармонии личности и окружающего космоса – от освоения тонкостей кулинарии и парфюмерии до знания нюансов богослужебных и алхимических ритуалов. 3. Персональная ответственность художника за свои творения (Христа Толстый считал идеалом вивриста, принявшего мученическую смерть за свои убеждения в форме ярчайшего по зрелищности перформанса и тем самым способствовавшего всемирному торжеству своего учения). 4. Творчество как перманентная проповедь божественных идеалов (Толстый считал художника центральным существом мироздания, посланным в наш мир ради постоянного, не прерывающегося ни на секунду акта творения – причем целиком и полностью направленного на реализацию перечисленных аксиом-постулатов). 5. Форма передачи информации должна максимально соответствовать критериям и требованиям современной жизни – отсюда и легендарные вивристические визуансы нашего друга и учителя.

Думаю, вы не зря потратили время на чтение и осмысление того, как нужно сочинять манифесты – то есть идейную основу того, что вы делаете как художники.

Но сегодня я обращаюсь к вам с призывом-просьбой ответить на простой вопрос. Будем ли мы создавать творческую ассоциацию и соответствующую группу в фейсбуке и вообще в соцсетях или даже сайт-портал? Или шло бы оно все на хуй, будь что будет и каждый выживает в одиночку?

Напоминаю еще раз, что мы живем именно в переломное время, когда нужно принимать какие-то решения. Понятно, что в России все времена переломные, но сегодняшнее переломленнее и судьбоноснее всех прошлых, поскольку совершается цивилизационный геополитический слом, в результате которого Россия с большой вероятностью может прекратить свое существование. Типа Господь, «разочаровавшись» (пишу слово в кавычках по причине его условности), свернет наконец Свой «русский проект».

А теперь после своего эмоционального и пространного обращения жду ответа как соловей лета.

Всем пока-пока и чмоки-чмоки.

Мне бы хотелось напомнить еще об одной категории моих знакомых. Их называли  рабочей аристократией. К началу шестидесятых они составляли довольно многочисленное сообщество. По работе я много общался с линотипистами. Большинство из них были мыслящими, начитанными людьми, увлеченными поэзией, литературой и новым искусством. Все много читали, заочно учились и были уверены, что сделают неплохую карьеру. Социальные лифты тогда работали исправно. К тому же государство всячески поощряло стремление представителей рабочего класса к знаниям и создавало им самые благоприятные условия для расширения кругозора.

Линотипистам было проще всего. Они целыми днями набирали огромное количество всякой идеологической ерунды, которая вызывала у них желание спорить и заставляла думать. Но через их руки проходили и умные тексты, которые они обсуждали в курилках. Главное, что они имели дело с печатным словом и понимали его ценность и возможности. Я восхищался такой продвинутой молодежью – ведь они росли не в таком элитарном окружении, как я, но тем не менее нисколько не уступали мне в умении мыслить и аргументировать. Поскольку они не владели тем объемом информации, который обрушился на мою голову, я старался водить своих новых друзей из типографии «Правды» на разные закрытые мероприятия и на Маяковку. Я чувствовал, что они были того достойны. Некоторые из них были стилягами. После работы переодевались во все модное и ходили по вечерам в Парк Горького в шестигранник, где танцевали под джаз.

А закрытых мероприятий хватало. Как-то Борьку Козлова его поклонники пригласили участвовать в  закрытом вечере в Доме культуры МЭИ, посвященном Ивану Леонидову. Боря попросил нас с Талочкиным ему помочь повесить на стену его иконостас «Пасха-Троица», приводивший всех, кто его видел, в шок. Вечер получился на пять с плюсом. Я привел несколько своих типографских друзей-линотипистов, за что они были мне безмерно благодарны. Разные люди из моего нового окружения выступали с короткими сообщениями – одно интереснее другого и показывали слайды. Например, один из докладов был посвящен роли колоколен в формировании облика Москвы. Мол, все улицы столицы всегда были ориентированы на вертикаль. Сейчас такие истины кажутся прописными, но в то время они совершали переворот в мозгах. Кто-то рассказывал о рабочей поэзии Герасимова и с пафосом читал стихи, которые довели аудиторию до оргазма. Я не в разнеженной природе среди расцветшей красоты – под дымным небом на заводе ковал железные цветы. Их не ласкало солнце юга и не баюкал лунный свет – вагранок огненная вьюга звенящий обожгла букет. Где гул моторов груб и грозен, где свист сирен, металла звон, я перезвоном медных сосен был очарован и влюблен. Не в беспечальном хороводе – в мозолях мощная ладонь – неугасимый на заводе горел под блузою огонь. Вздувал я горн рабочим гневом коммунистической мечты и, опьянен его напевом, ковал железные цветы.

Я тут же переписал стихи, выучил и сразу прочитал на Маяковке. Благодарность аудитории – особенно рабочей – не знала предела. Все просили переписать, спрашивали, что за поэт. Я рассказал то, что запомнил из лекции. Тогда все выразили готовность пойти в библиотеку и поискать. Такая в то время была творческая атмосфера. Все горели желанием узнать что-то новое.

Кстати, на том вечере я познакомился с Алексеем Борисовичем Певзнером – родным братом Наума Габо и Антона Певзнера. С ним нас связали долгие годы дружбы. Потрясающе интересный был собеседник.

Между тем над Маяковкой сгущались тучи. Арестовывали самых упертых обличителей советской власти. Первое уголовное дело за антисоветскую пропаганду завели на Володю Осипова, Эдика Кузнецова и Илюшу Бокштейна. Понятно, что Маяковка, как и вся андеграундная московская богема, состояла из нескольких группировок. Конечно, все были фрондерами и вольнодумцами. Но подавляющее большинство все-таки знало черту, за которую нельзя было заходить во избежание неприятностей с законом и органами. К тому же многие совершенно искренно считали, что глупо  рубить сук, на котором сидишь, и ломать и крушить систему, которая предоставляет столько возможностей для учебы и профессионального роста. К тому же я обожал отца, который поддерживал меня в моих духовных и прочих исканиях, и понимал, что своей неосторожностью я могу легко разрушить его карьеру. Поэтому я, конечно, симпатизировал фанатам и пропагандистам антисоветчины, но старался не вникать в их Бог весть как далеко идущие планы по переустройству общества. Меня всячески поддерживало мое окружение. Мои старшие наставники считали, что все социальное (социальщина, как они выражались) – преходяще и тленно. И в первую очередь искусство. Произведения, рожденные в результате социального заказа, долго не живут. Они теряют смысл, как только жизнь становится другой. Художник должен ориентироваться не на политику, а на вечные философские и метафизические категории. А когда я попал на Южинский, то вообще нашел полных единомышленников в том смысле, что в кругу Мамлеева, Лорика и Головина рассматривали людей не с точки зрения, какие идеи те исповедуют, а насколько они интересны в смысле безумия и нездешности. Мол, хотят сесть в тюрьму – значит, им так надо. Такова их потусторонняя природа. Хоть они и наши товарищи, но нам с ними не по пути. Пусть пьют свою чашу до дна без нас. Их мучительно влечет в низшие миры, в темные сферы – туда, где скорбь и страдания. А наше дело – кайфовать во благости и устремляться к высшим, ангельским  сферам и царским чертогам.

На Маяковке меня сразу поразила необыкновенная доверчивость поколения шестидесятых. Никто и не думал соблюдать хотя бы элементарную видимость конспирации. С Илюшей Бокштейном все было понятно. Он как стопроцентный юродивый находился далеко за гранью реальности, считал себя мессией и был готов обличать и проповедовать перед первым встречным, включая дружинников, которые его каждый раз винтили. Но было много таких как Володя Осипов или Юра Галансков. Абсолютно вменяемых, умных, мыслящих ребят, которые воспламенились идеей справедливости (в разных ее воплощениях – вроде анархизма, народничества, толстовства) и начинали делиться своими мыслями с кем попало. Никто не скрывал своих взглядов. Все планы обсуждались совершенно открыто и публично. Не удивительно, что их участь была предрешена. Я думаю, что за период оттепели появилось целое поколение романтиков и идеалистов, которое уже не знало, что такое 37-й год и все с ним связанное. Они свято верили, что обратной дороги к сталинскому террору нет. Поэтому авось пронесет. В целом они были правы. Страх и репрессии исчезли. Но в частностях заблуждались. КГБ никто не упразднял, и его сотрудники старались доказать, что недаром едят свой хлеб.

Маяковка научила меня понимать тактику властей по отношению к «инакомыслящим». Я убедился, что никто и ни при каких обстоятельствах ни с того ни с сего не придет ночью тебя забирать с бухты-барахты. Чтобы угодить за решетку по политической статье, нужно было сильно захотеть и немало постараться. Шли на зону только те, кто сознательно выбирал такую судьбу. Для начала с каждым неуемным протестантом проводили беседу. Подробно объясняли, какой срок ему светит, если он не умерит свою активность. Особо упертых отправляли на традиционные пятнадцать суток. Если не действовало, и человек продолжал гнуть свою линию, то органы начинали рассматривать его как будущего политзаключенного и уже целенаправленно собирали компромат по соответствующей статье.

В день оглашения приговора по первому с начала оттепели политическому процессу (я на суде не был) в зале собрались все главные действующие лица Маяковки. Лена Строева пришла с букетом мимозы и, когда ребят выводили из зала, бросала в них веточки. Дали всем по полной. По делу проходили несколько человек. Осипов и Кузнецов получили по семь лет. Бокштейн – пять. Буковскому сделали частное определение. У него все срока были впереди. Однако двоих отмазали как дураков, то есть у них были справки, что они шизофреники. А с психов что взять. У Осипова с Кузнецовым таких справок не было. У Бокштейна тоже, кажется, не было. Но на экспертизу его отправлять почему-то не сочли нужным. Хотя там с первого взгляда все было понятно.

25 октября