В самом-самом начале 60-х я впервые оказался в гостях у моего будущего друга, учителя и великого художника Бори Козлова. Он тогда только начинал писать свои яркие фигуративные композиции, в которых огоньки горящих свечей причудливо переплетались с церковными куполами. На каждой картине обязательно присутствовала надпись: «Могила № 1275» (цифр уже, конечно, не помню). Когда я спросил, что значит могила и номер, Леня Талочкин, который меня тогда и привел к Козлову, с пафосом и многозначительно прошептал: «Боря только что совершил паломничество на могилу Пастернака». Потом Леня объяснил, что на Козлова произвела впечатление воткнутая в землю табличка с номером, и он решил вставить ее в композицию. Тогда памятника еще не было.

Меня поразило выражение «совершил паломничество». Но когда я чуть позже обосновался в московском андеграунде, то понял, что на моих глазах возникает очередной ритуал, в который вовлекалось все больше и больше народа.

Так получилось, что появление могилы, а вскоре и памятника на ней, мистическим образом совпало с набиравшей обороты хрущевской оттепелью, а заодно и с началом сексуальной революции – что особенно важно, поскольку мы были молоды, любвеобильны, а с жилплощадью в столице была напряженка. Поэтому уединяться вдвоем для любовных утех было негде. А тут кстати появилось место, где стало возможным (особенно в летний период) убить сразу двух зайцев – и ритуал соблюсти (типа совершить паломничество), и от души выпить и потрахаться. Я уверен, что по количеству лишений невинности на сакральном месте могила Пастернака вполне могла бы претендовать на попадание в Книгу рекордов. Там счет идет на тысячи – если не десятки тысяч. В те годы многие обитательницы богемы на предложение заняться любовью, шутя отвечали: «Только на могиле Пастернака».

Новому поветрию в первую очередь способствовало место расположения могилы. Во-первых, рядом с Москвой. Добираться – двадцать минут на электричке. Во-вторых, в то время все Переделкино еще утопало в лесах. Если на могиле кто-то был, достаточно было отойти на пару шагов – и вот вас никто не видит. В-третьих, прямо на платформе работал абсолютно романтический, в мамлеевском духе пристанционный буфет, где можно было накачаться портвейном и еще чем покрепче и закусить бутербродами с шпротами или сыром. В-четвертых, в Переделкино и кроме могилы было чего посмотреть и чем удивить своих жаждущих свежих интеллектуальных впечатлений спутниц. Не удивительно, что мода на такие паломничества распространялась стремительно и охватила самые широкие круги интеллигенции – в первую очередь творческой.

Весь ритуал выглядел так. Первые возлияния – в электричке. Потом уже на платформе – в буфете. Благо там уже всегда можно было встретить кого-то из приехавших раньше причащающихся и философствующих знакомых. Оттуда – мимо резиденции патриарха, через храм – на могилу. А дальше – сами понимаете.

Из всех андеграундных святынь – могила Пастернака была самой близкой. Поэтому к ней никогда не зарастала народная тропа в самом буквальном смысле. Даже не знаю, что сыграло более важную роль в формировании московского андеграунда и духовного единения всех нас – творчество Пастернака или его могила.

Понравилась запись? Поделитесь ей в социальных сетях: