Тогда власти подарили художникам очередную культурную революцию

Впервые напечатано в «Независимой газете» в номере от 14 сентября 1994 года

Осмысление разного рода процессов над ГКЧП убеди­ло даже самых неисправи­мых профессиональных демокра­тов в том, что всякая революция, а тем более в новейшие просвещенные времена, затевается и проис­ходит при тонком и незримом вза­имодействии по крайней мере трех игровых команд. Рано или поздно наступает пора, когда «прогрессивные» представители правящей эли­ты при посредничестве охранных органов вступают в прямой или косвенный контакт с «диссидентами» – обладателями «инакого», не по­ощряемого официальными идеоло­гами менталитета. Сопри­косновение и последующее сотрудничество всех заинтересован­ных сторон – будь то в сфере ку­льтуры, политики или идеологии, – как правило, завершается либо брутальным и бескомпромиссным торжеством «подполья», либо не­ким подобием конвергенции, но при непременном доминировании бывших опальных и «непризнан­ных». Затем ситуация временно стабилизируется, роковым обра­зом, однако, сохраняя в целостнос­ти и сохранности все прежние структуры и формы в качестве потенциала для грядущих конфлик­тов и баталий.

Нынешние – скорее всего, иду­щие на убыль – катаклизмы, ров­ным счетом ни на гран не нарушив расстановку все тех же составляю­щих общественного прогресса, тем не менее основательно переворо­шили содержание каждой из них, тем самым обогатив всю социаль­ную иерархию – от министра до бомжа – бесценным интеллекту­альным опытом по распутыванию тайн, интриг и заговоров государ­ственного масштаба. Отныне мы все просто обречены смотреть на предшествующие этапы большого пути не стерильными глазами зрителей всесоюзной премьеры «Ленин в  восемнадцатом году», а анализировать текущие, а тем бо­лее минувшие события сквозь цен­зуру всесокрушающей иронии и зрелого скептицизма, которая отныне и, надеюсь, навсегда установ­лена между нашими умами и навя­зываемыми нам обстоятельствами.

Одной из поворотных и знаме­нательных дат в биографии сегод­няшнего поколения, чья актив­ность с равным усердием рас­пространилась как на отгремев­шую эпоху послесталинского гу­манного тоталитаризма, так и на властно вступающую в права эру первоначального накопления, безусловно, следует считать 15 сен­тября 1974 года. Если вести отсчет от исторического московского мо­лодежного фестиваля (1957), объявивше­го на весь мир о существовании в СССР «параллельного» искусства, то, пожалуй, любая другая страни­ца героической хроники текущих событий культурной жизни – ни нашумевшее хрущевское «кровоизлияние в МОСХ», ни наполовину осуществившаяся попытка консолидации шестидесятников во­круг процесса над Даниэлем и Си­нявским, ни выпуск межеумочного «Метрополя», ни еще многие па­мятные эпизоды догорбачевского периода – по целому спектру по­казателей (последствиям, кото­рые она внесла в текущую повседневность, мастерству организации, бескровности, уровню задействованности всех заинтересован­ных сторон), даже с позиций придирчивых потомков едва ли вы­держит сравнение с успевшей стать хрестоматийной «бульдозер­ной выставкой».

Разделение (для кого трагиче­ское, а для кого благодатное) ис­кусства на официальное и «нон­конформистское» длилось около 30 лет – с конца 50-х по начало 80-х. Инициатива изобретения сита, сквозь которое просеивалось бы то, что безопасно выносить на обо­зрение трудящихся масс, а оставшееся рекомендовалось бы для су­губо внутреннего употребления пресыщенного партийно-художественного истеблишмента, ис­ходила отнюдь не от вездесущего КГБ. «Цивилизованные» чекисты нового поколения не спешили ком­прометировать себя опрометчивыми «классовыми» суждениями о набиравшем обороты «формализ­ме», предпочитая как минимум ограничиться ролью сторонних, но внимательных наблюдателей, а как максимум предлагали возмущен­ным «реалистам» писать о своих зарвавшихся коллегах в соответствующие партийные инстанции (мол, наше дело сторона – как ру­ководящая и направляющая сила прикажет, так и поступим). И когда хлынувшие лавиной доносы превысили критическую массу, из идеологических недр ЦК последо­вали первые, поначалу весьма осторожные, команды – разобрать­ся, изучить, проанализировать.

Старшее поколение интеллекту­алов вспоминает недолгую хрущев­скую «оттепель» как свои звездные часы. Зуд формотворчества и худо­жественных поисков охватил изрядную часть личного состава ар­мии искусств – от солдата до, по меньшей мере, капитана. Возму­щенные высшие чины, поначалу растерявшись, втихомолку копили силы для реванша. Тезис хитроум­ного Евтушенко – о том, что име­нно кубинские абстракционисты первыми взяли в руки винтовки и присоединились к Фиделю, – сделавшись главным аргументом «левой» творческой интеллиген­ции, на целую пятилетку сковал ру­ки блюстителям социалистической нравственности, отлично понимав­шим, какими непоправимыми по­следствиями грозит для стериль­ной, а следовательно, лишенной иммунитета, Системы вирус вольнодумства. «Верхи» лихорадочно искали решающий – убийствен­ный и неопровержимый – контра­ргумент, который позволил бы оса­дить не в меру расшалившуюся мо­лодежь и выбил бы почву из-под ног ее ретивых покровителей из новоявленных либералов отечест­венного разлива.

Как известно, экономика пер­вична, а чувство зависти – едва ли не наиболее эффективное средство манипулирования отношениями между людьми, особенно в без пяти минут коммунистическом общест­ве. Допустим, у вас внезапно появилась «незаконная» валюта (то есть вы не бурили скважины в дружественной Эфиопии, не дела­ли открытий в области атомной энергетики, не получали Государ­ственных премий за выдающийся вклад в развитие советской культуры), позволившая вам отоваривать­ся в недоступных для граждан ва­шего пошиба «Березках», ваш об­раз жизни изменился в сторону яв­ного «обуржуазивания», а среди посещающих ваш дом гостей стали преобладать несанкционирован­ные «иностранцы», и если к тому же за окном раздается тяжелая по­ступь развитого социализма, то вы рискуете вызвать нешуточный гнев своих куда менее удачливых, но ку­да более законопослушных товари­щей по ремеслу.

Будьте уверены – в самое ближайшее время (перенесемся лет на тридцать назад) вы ощутите заботливую опеку некой таинст­венной силы. Для начала с вами свяжутся – нет, вы не получите вульгарную повестку с требовани­ем явиться куда следует. Скорее всего, на очередном приеме в ка­ком-нибудь иностранном посольст­ве к вам подойдет доброжелатель­ный и улыбчивый соотечественник и, рассыпавшись в комплиментах по поводу ваших гениальных, но, к сожалению, несколько опередив­ших эпоху произведений, выразит желание посетить вашу мастер­скую для установления более близ­кого знакомства. Вы, конечно же, согласитесь, и через несколько дней за рюмкой коньяку ваш не­ожиданный поклонник ненавязчи­во убедит вас, что деваться вам, в сущности, некуда, и поэтому вам ничего не остается, как ради собст­венного же блага целиком и полно­стью предоставить себя в распоря­жение тех, кто гораздо мудрее и дальновиднее вас – человека хотя и безмерно одаренного, но (как всякий служитель муз) безнадежно инфантильного, позволившего не­безызвестным агентам ЦРУ не то­лько вовлечь себя в сомнительные валютные махинации, но и исполь­зовать свое громкое имя в неблаго­видных политических целях, направленных на подрыв существую­щего строя, ослабление междуна­родного авторитета социалистиче­ской родины и т.п.

Именно «иностранцы» со всеми вытекающими из общения с ними последствиями и стали заветным ко­зырем готовившихся к последнему и решительному бою консерваторов, тем капканом, в который попа­дал каждый руководитель страны, вынужденный – подчас вопреки желанию – принимать решение в очередной раз потуже «закрутить гайки». Увы, за право выделяться, самоутверждаться и не бедствовать авангардисты третьей волны рас­платились с лихвой – прежде всего жесткой ангажированностью и по­стоянной зависимостью от то и де­ло меняющихся условий игры. Впрочем, большинство, поборов угрызения совести, убедило себя в том, что путь к высокой цели неиз­бежно проходит сквозь темные лабирин­ты компромиссов, тем более в не­лепой и дикой Совдепии, где двой­ные стандарты никогда не считались чем-то греховным. И мало-по­малу смирилось, привыкло, при­способилось.

Само собой, речь не идет о при­митивной вербовке и позорном стукачестве, упаси Бог (хотя без профессиональных осведомителей тайные замыслы не осуществляют­ся) – да и закладывать вчерашних собутыльников слишком мелко для именитого художника. Чем автори­тетнее клиент, тем масштабнее и изощрение его роль в будущей операции, а поскольку рыльце в пушку у каждого, то расставить всех по местам и распределить задания – дело специалистов.

К середине 70-х в КГБ назрела необходимость избавиться от бал­ласта, закрыв переставшие быть актуальными и перспективными дела. Пока демдвижение в лице правозащитников переживало пу­бертатный период, органы оттачи­вали мастерство на тех, кто всерьез никогда их не интересовал – скажем, на тех же невинных и ни в какую не желавших свергать суще­ствующий строй смогистах, кото­рых им пачками «сдавали» не со­гласные делиться лаврами в ту пору едва входившие в моду, а ныне мас­титые «шестидесятники». Однако, окрепнув и возмужав (конечно же, не без помощи опекунов с Лубян­ки). диссиденты-антисоветчики, чьи амбиции и претензии рас­пространялись не только на Кремль, но и на Белый дом, нако­нец-то по-настоящему убедили геронтократов из «ленинского штаба», что советские чекисты хлеб едят не даром. И прежде чем начать осваиваться на более высо­ких орбитах, следовало отпустить на волю доказавших свою лояль­ность вчерашних «подозреваемых» – тем более что «нонконформист­ские» холсты уже успели прочно обосноваться в апартаментах дале­ко не последних лиц государства.

Опыт показывает, что незримые «друзья народа» начало каждого очередного этапа своей деятельно­сти (или конец предыдущего) отме­чают шумным, эффектным и по возможности массовым действом. Вселенский резонанс обеспечивает «скрытую» рекламу. К тому же пе­риодически назревает потребность «подставить» кого-то из местных партийных дуболомов, расчистив место для более цивилизованных «искусствоведов в штатском», способных самостоятельно и вполне креативно ориен­тироваться в сложной внутриполитической обстановке. Плюс в каче­стве традиционных наград за вы­слугу лет вполне уместно презентовать участникам представления определенный политический капи­талец – например, дать возмож­ность покрасоваться в роли муче­ников режима, жертв идеологического пресса, борцов с тоталита­ризмом. Эх, неплохо бы для вящей убедительности напустить на вольнодумцев еще и тан­ки – хотя, пожалуй, и рановато, нынешний хозяин по слабоумию чего доброго за чистую монету примет и в штаны наложит. Лучше (пока) что-нибудь побезопаснее – например, бульдозеры.

В результате потешно-показа­тельного сражения на окраинном московском пустыре проигравших не оказалось. Победили все. Гони­мые и преследуемые мгновенно, практически на следующий же день, превратились из героев фель­етонов в объект всенародного ин­тереса – массового, ошеломляющего паломничества, в обладателей собственного клуба с выставочными залами, куда выстраивались кило­метровые очереди, а девушек про­водили по протекции. Кто изъявлял желание воплотить заветную и не­досягаемую мечту о Европе, полу­чал роскошную мастерскую в цен­тре Парижа или живописный му­зей в изгнании. А главное – они обрели долгожданную свободу купли-продажи, открыли валютные салоны, въехали в роскошные мас­терские. Став полноценными хозя­евами собственной судьбы, вче­рашние «нонконформисты» легко и непринужденно оттеснили на за­дворки культурной жизни всех своих гонителей и недоброжелате­лей, перехватив у тех лакомые го­сударственные заказы. Отныне ма­лейшее посягательство на «форма­лизм» расценивалось как покушение на права человека.

И не беда, что КГБ поставило ру­ководить ими «своего» человека (годы-то как-никак застойные!), а в стане победителей тут же вспыхну­ли бурные разногласия. Художни­ки – народ смекалистый, поднато­ревший. Незадачливого гебиста вскоре элементарно споили, а внутренние волнения погасили откуда ни возьмись мгновенно появившиеся оборотистые «па­ханы» – с помощью жестко регламентированной системы распределения благ и подачек.

Результат той памятной акции настолько превзошел самые дерз­кие ожидания, что еще в течение целых полутора десятилетий каж­дая очередная команда «инакомыс­лящих», едва успев сформировать­ся, начинала без устали допекать властей предержащих требования­ми о посылке на них бульдозеров. Почему их коллективная молитва была ус­лышана только в августе 91-го? Предоставим искать ответ более дотошным и юным следопытам.

…Тогда, в сентябре 74-го, на беляевском пустыре собрались толпы любопытствующих, с радостным визгом разбегавшихся от поливаль­ных машин. Счастливые лица, улыбки, смех. Словом, праздник. Совсем как в октябре 93-го на площади перед Верховным Сове­том. С единственной разницей: в 1993-м разбегались уже от автоматных очередей.

Что ни говори, а путчи и револю­ции – дело веселое и прибыльное. Во всяком случае в России.

 15 сентября в выставочном зале «Беляево» (Профсоюзная, 100, ря­дом с метро) в 18.00 откроется юбилейная экспозиция «Двадцать лет «бульдозерной выставке». На ней будут представлены работы художников – участников «бульдо­зерной выставки» – Оскара Ра­бина, Владимира Немухина, Евгения Рухина, Юрия Жарких, Лидии Мастерковой, Виталия Комара и Алек­сандра Меламида, Сергея Бордачева, Александра Рабина, Надежды Эльской, а также фотографии тех лет. Вход на выставку свободный.