Прозрачный лес один чернеет. Недавно господин Сунгоркин заявил, что даже Пушкин нуждается в редактировании. Мол, ну никак прозрачный лес не может чернеть. Иначе он не прозрачный.

Я всякий раз воспринимаю такие суждения как выпад против себя лично. В первую очередь как знатока русского слова и искусства вообще.

Начать с того, что я сейчас в Мелихово, и круглые сутки имею возможность из дачного окна любоваться чернеющим прозрачным лесом. Но это моё личное, субъективное восприятие.

Истоки пушкинской гениальности – не только в его поэтической свеходаренности, но и в структуре его менталитета. Буду предельно краток. Всечеловечность Пушкина проявилась в его совершенном знании французского языка, а следовательно – европейской культуры, которая в ту пору пребывала во всей полноте своей роскоши. Понятно, что у всех представителей высших сословий России французские слова переплетались с русскими. Например, при слове нежность у каждого русского дворянина в сознании мгновенно возникало слово neige – то есть снег. Или кокаин. Думаю, что к Европе пушкинских времен последний еще не имел отношения, но я придерживаюсь теории, что будущее влияет на прошлое и даже формирует его в более значительной степени, чем мы можем представить.

Итак, Пушкин напрямую связывал русские слова с их французскими омонимами. Та же нежность ассоциировалась у него со снегом, и он использовал слово, чтобы подчеркнуть холодность обстановки. И тому есть множество примеров.

Думаю, тут будет уместна и ассоциация с кокаином. Нюхните – и посмотрите на черную полосу леса. Наверняка вы сразу убедитесь, что она прозрачна как слеза невинной девицы. В конце концов Пушкин же поэт на все времена.

Далее. Раз уж речь зашла о том, что проницательность Пушкина далеко вперед опередила его время, то почему бы не предположить, что гениальный поэт смотрел на мир глазами французских импрессионистов, для которых прозрачная чернота была обычным явлением.

И наконец – сам Пушкин не раз употреблял слово чернь. Его стихотворение «Поэт и толпа» в черновике так и называлось – «Чернь». Не будем углубляться в анализ его идейного содержания. Отметим главное – гениальность метафоры. Единство и противоположность высокого и низкого, тёмного и светлого. Прозрачное – чернеет. Или тронуто червоточиной черни. На мой взгляд, потрясающе тонко и точно. Совсем как в современной действительности.

Ну и в заключение вспомним об искусстве чернения по серебру. Промысел, который зародился в обожаемом мною Великом Устюге. Для меня город сакрален так же, как и Суздаль. Просто я в нем какое-то время жил и был безмерно счастлив, но потом – в отличие от Суздаля – бывал там не часто, поскольку ехать туда сложнее. Но я сейчас к тому, что достаточно взглянуть на поистине уникальные изделия великоустюгских черненщиков, чтобы убедиться, что чернота может быть именно прозрачной.

Ну и так далее.

Что-то я слишком углубился в тайны пушкинистики. Куда мне до Набокова и Достоевского. Всё равно посчитал необходимым внести свои пять копеек. И всё благодаря господину Сунгоркину. Спасибо ему, конечно.

 

 

Понравилась запись? Поделитесь ей в социальных сетях: