Москва. 19.5.74
Игорек, здравствуй!
Сегодня утром, когда я проспамши на работу опаздывал, в моем почтовом ящике вдруг твое письмецо обнаружилось, что меня несказанно порадовало, и посему по пришествии на работу разыскал я какую-то относительно чистую бумажку и сел тебе ответ сочинять, т.е. преумножать свое эпистолярно-литературное наследие, хотя я вовсе не какой-нибудь там писатель или тем более письменник, поскольку общепризнанно, что я есть архивариусь. А кроме того я тебе два письма послал по старому ныне негодному адресу 7-го мая в белом конверте и 16 мая в нормальном авиа с картинкой, так что ты их как-нибудь с низ стребуй, а не то они их украдут непременно и начнут систематически использовать в телепередачах без упоминания моего авторского права и не выплачивать мне за это крупные гонорары.
А стребовав эти письма, незамедлительно в Москву отправляйся, а то здесь что-то ужасно много неоформленных кабаков, пивных ларьков и всяких там вино-водочных магазинов развелось.
А великие русские сатирики Батшев и Скуратовский вместе с поэтом Капланушей как-то к меня были. Я им уделил минут 40 времени, ознакомился с их гениальными произведениями и убедился, что не переводятся на Руси Гогели и Салтыковые Щедрины. Каплануша настойчиво рекомендовал мне пополнить их достойные ряды, но я из природной скромности отклонил это деловое предложение.
На новоселье у Каплануши я не был, а может новоселья не было. Давай лучше к Козлову на новоселье съездим, когда он где-нибудь под мостом обоснуется. Вообще-то, старик, мне жалко Борьку как-то стало по-человечески. Я прекрасно понимаю, что он сам довел себя до всего этого маразма, но все же столько с ним было связано и хорошего и плохого, что невозможно это взять и отбросить, забыть, отвернуться. Я вдруг понял, что люблю Борьку – что бы с ним ни происходило, хотя никогда для себя не оправдываю его поступки и вообще всю линию его поведения.
А где протекает речка Ёбза, я не знаю, и кто такой Урусов уже забыл (князь Урусов Заёбзинский – по примеру Задунайского).
Насчет того, что все прожитое – сон, я с тобой не согласен. По-моему, сон – настоящее. Особенно когда никак не можешь выспаться и спишь на ходу.
В «споре века» у меня нет никакой позиции, потому что батарейки кончились. Кто такие все трое перечисленных товарищей, я что-то запамятовал, и тем более не знаю, чего это они не поделили и об чем спорят.
А вот ремонт мне непременно нужно сделать и притом капитальный.
Ну а сейчас я спать лягу, чтобы хоть будущее не было сном.
Целую, обнимаю и т.д. Пиши.
Лёня.
О работе тебе ничего не узнал, потому как сам здесь работаю не то последний, не то предпоследний раз, и будущее мое скрыто от меня глубоким туманом. Где? Что? Как?
Лёня.