Нам что-то резко не нравится, и мы спешим осудить, совершенно не желая вникнуть в «подоплеку» происходящего, попутно смешивая с грязью людей, которые мыслят более глобальными категориями, чем мы, находящиеся в плену собственной упертости. Нам непременно надо, чтобы было именно по-нашему, чтобы происходящее вписывалось в ту картину мира и систему координат, которая удобна нам. И уж, конечно, совсем не слышим звуков, знаков, просьб, приказов и предостережений, доносящихся из параллельной реальности, которые посылаются нам ради нашего же блага. Нам кажется, что не может быть никого умнее и проницательнее нас, а все, кто пытаются нас о чем-то предупредить, всего лишь состоят на содержании, выполняют прихоти своих кураторов и поэтому заслуживают нашего презрения. Мы пафосно иронизируем над сожравшей нас меркантильной реальностью и не замечаем, что первыми стали жертвой глобальной операции по скупке наших давно уже умерших душ. Мы отказываемся даже на секунду предположить, что кто-то, в том числе и небожители, способны к бескорыстным поступкам, а любое простодушие воспринимаем как хитрость и коварство, потому что видим в каждом святом своего конкурента по бизнесу.
•
Что нужно, чтобы я пошел голосовать на выборах? Только если бы появилась партия, которая пообещала бы мне физическое бессмертие. Пока такая не появится, я принципиально ни за кого голосовать не буду.
Я вдруг обратил внимание, что сегодня интеллектуалы вообще не обсуждают два самых главных для каждого человека вопроса:
1. Физическое бессмертие.
2. Что будет с нами на том свете.
В 60-е годы оба вопроса остро стояли на повестке дня, их страстно и заинтересованно обсуждали на каждой кухне, в каждой компании мыслящих людей. Причем спорили представители всех поколений. Обе темы невероятно органично входили в контекст любой дискуссии – литературной или политической. Ведь так естественно, когда человека, если он не овощ и не инфузория, интересует его будущее в более отдаленной, чем физическое существование, перспективе.
Но с недавних (или давних) пор я вообще что-то не слышу, чтобы разговаривали на темы загробного мира или бессмертия. Не иначе как все не заметили, как стали овощами и инфузориями.
Вообще единственно правильный подход к любой проблеме – поинтересоваться, какое она имеет отношение к физическому бессмертию. Если никакого – то она должна быть снята со всех повесток дня, исключена из сферы мыслительного процесса, а тем более из государственной политики.
Неспроста в здоровых, наполненных энергией и энтузиазмом, целеустремленных государствах, живущих верой в будущее, самым главным всегда был вопрос о вечности. Большевики (самое продвинутое во всех отношениях правительство) первым делом задавали себе вопрос, насколько то или иное их решение «на века». Потому что люди авангарда мыслят масштабно, а не сиюминутно.
Когда вопрос о физическом бессмертии уходит на периферию сознания, интеллект скукоживается до совокупности хватательных и жевательных инстинктов. Что, собственно, и произошло.
•
Кто бы что ни утверждал по поводу классификации культур, есть только два типа культуры – вертикальная и горизонтальная.
Горизонтальная – когда художник не отвечает за то, что делает. Личность художника и его продукция находятся в параллельных и не пересекающихся реальностях и не имеют друг к другу совершенно никакого отношения. То есть ром отдельно, а баба отдельно. Характерна для общества потребления и рассчитана на сытых мещан и обывателей.
Вертикальная – когда художник отвечает собственной жизнью и судьбой за все, что он делает. Художник – органичная часть своего творения и погибает вместе с ним. Характерна для революционных катаклизмов или же эпохи агрессивного декаданса. То, что называется авангардом, то есть попыткой прорыва в будущее, творческим экстазом, перманентными поисками нового.