Все пытаюсь запомнить какую-нибудь современную популярную песню – целиком, с начала и до конца. И не получается. Хотя я могу спокойно спеть от и до немало советских песен – от «А у нас во дворе» до «Две звезды – две светлых повести» или «Музыка нас связала, тайною нашей стала» – и так далее до бесконечности. Причем мне не приходило в голову хотя бы одну из них специально учить наизусть.
Кризис незапоминания песен пришелся на середину 90-х годов. Обратите внимание, что именно тогда пьяные компании перестали ходить по улицам, истошно распевая популярные шлягеры.
В свое время Володя Шаинский популярно объяснил мне, в чем разница между песней и шлягером. Он сказал, что песня получает право называться шлягером, когда ее начинают петь идущие по ночным улицам пьяные компании.
Перелом наступил в 90-е годы, когда резко усложнилась просодия стихотворения, предназначенного для того, чтобы стать песенной основой. Сравните хотя бы: «И я иду к тебе навстречу, и я несу тебе цветы, как единственной на свете королеве красоты». Само запоминается. И вот: «Немного теплее за стеклом, но в злые морозы вхожу в эти двери, словно в сад июльских цветов». Поется легко, но чтобы запомнить – надо хорошо постараться.
Сегодня вообще ужас с запоминанием. Кто бы спорил, что все лучшие шлягеры пишет Константин Шотаевич Меладзе. Но попробуй запомнить, например, «Океан и Три реки». В голове звучит, а спеть самому – вряд ли получится: «Послушай, это не долго, наблюденье моряка. Слушаю, слушаю, слушаю жадно – не спеша, не дыша и деликатно. Все реки, рано ли поздно, попадают в океан. Неверо-неверо-невероятно. Круто, но путано и непонятно». Поэтому гениальная песня до сих пор так и не заняла место в моем концертном репертуаре.
Много раз пытался спеть полюбившуюся мне песню из сериала «Оттепель». Но все время сбиваюсь. Не могу запомнить. Не учить же в самом деле наизусть – в моем-то возрасте. Хочу спеть «Можно искать и дождаться. Можно простить и расстаться, если любовь в сердце твоем. Можно устать от потерь, но нежность моя, ты поверь, сильней во сто крат, и нет для любви преград». И всякий раз получается одно и то же: «Можно любить и ебаться». Типа мелодия непроизвольно провоцирует на самые обычные, человеческие слова, которые наиболее органичны в такой просодии.