Поездка в Горки дала мне возможность поделиться некоторыми воспоминаниями. В памяти всплыло мое второе посещение бывшего культового места. Дело было в шестом классе, когда мне было 13 лет. Я учился в 220-й школе – при издательстве «Правда». Отцу в 1955-м году дали квартиру на улице Правды (до того мы жили в коммуналках) – в одном из трех правдинских домов, стоявших один за другим. И все дети живших там сотрудников ходили в 220-ю школу на 5-й улице Ямского поля – по соседству с цирковым училищем. Не удивительно, что большинство учащихся были ребятами продвинутыми, что называется свободномыслящими. В школе и во дворе постоянно кипели бурные дискуссии – мои сверстники живо обменивались полученной от родителей «секретной» информацией.

Однажды к нам в школу на педагогическую практику прислали несколько студенток иняза. Они преподавали нам английский и попутно практиковались в школьной работе – например, в классном руководстве. Они должны были показать, что способны не только обучать школьников языку, но и развивать их идейно. Самое интересное, что совершенно случайно одна из практиканток оказалась двоюродной сестрой моего лучшего друга и одноклассника Борьки Кочеткова. Так что отношения между нами сложились самые неформальные. Мы общались и вне школьных стен. Она была весьма раскованной и прогрессивной девушкой – как и ее подруги и однокурсницы.

И вот однажды она (не помню, к сожалению, как ее звали) сказала, что по плану им, практиканткам, нужно провести с нами какую-нибудь патриотическую экскурсию. И их выбор пал на Ленинские горки. Мол, объявите в классе, что мы поедем тогда-то. Кажется, в ближайший выходной. Ну мы с Борей стали всем предлагать съездить.

И так получилось, что подобралась более чем приятная компания – что называется, все свои. Типа единомышленники по фрондерству. Все из либеральных семей. Надо заметить, что советские международники делились на махровых консерваторов и либералов-вольнодумцев. Знаменем первых были люди типа Леонида Зорина, а вторые старались брать пример с Александра Бовина и всячески ему подражать. Кто интересуется кто такие – смотрите в Википедии. Бовин был хорошим приятелем отца. Этим все сказано.

Так вот на поездку в Ленинские горки откликнулись все свои – наши школьные приятели-вольнодумцы. Любители модного тогда Окуджавы и прочих шестидесятников. В прекрасный летний солнечный день мы сели на Павелецком в электричку и поехали в Горки. Три практикантки и человек семь одноклассников.

В пути обстановка сложилась самая непринужденная и веселая. Тем более, что по дороге до вокзала мы купили много бутылок пива и часть из них опустошили в дороге. На станции еще чего-то докупили и продолжили уже в автобусе.

Тогда пиво было крепче чем сегодня – недаром его так любил ЮВМ, до знакомства с которым мне оставалось всего три года. Особенно «Московское», с горчинкой, которым мы основательно затарились. И пока ехали, нам оно ударило в голову. Я тогда не пил профессионально – начал лет в 14. А тогда мне было всего 13. И я еще не был с алкоголем на ты, а больше баловался. Короче, нас всех развезло – включая практиканток. Много ли надо 13-летнему еще не пьющему подростку.

Когда мы оказались на территории усадьбы, кто-то предложил предварительно, перед посещением Дома-музея посидеть на травке и продолжить возлияния. В результате мы сначала расположились на берегу пруда, а потом каким-то образом оказались на берегу Пахры, которая протекала неподалеку. Как нас туда занесло – не помню.

Как всегда началась оживленная беседа на вольные и модные темы. О смысле жизни, об искусстве, о том, кем мы станем, когда вырастем. О планах на будущее. Когда прошло часа два, я вспомнил, для чего мы сюда ехали. И спросил у практиканток, когда же мы наконец пойдем в Музей. Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра. На что одна из них сказала, что сейчас мне расскажет, что там находится, а я должен решить, интересно ли мне все это смотреть.

– Там стоит кроватка, на которой Владимир Ильич умер. Еще там стоит всякая мебель – столы, стулья, шкафы, – живо рассказала она. – Еще там есть посуда, из которой кушала семья Ульяновых.

– Дудинский, ты что – кроваток никогда в жизни не видел? – продолжила тему изрядно охмелевшая сестра моего лучшего друга.

Я понял, что если мы когда-нибудь и сдвинемся с места, то только для того, чтобы поехать обратно в Москву.

Так и случилось. Пока шли на реку, мы умудрились еще где-то пополнить запасы – кажется, уже в виде сухого вина. Тут мне совсем захорошело, и я сейчас смутно припоминаю, как мы добрались до Москвы. По дороге я немного переживал на предмет что мне отвечать, если родители спросят, что я видел в Горках, и я уже заранее подготовил рассказ о том, что там стоит кроватка, на которой умер Ленин, а еще всякая мебель и посуда семьи Ульяновых. К счастью, меня никто ни о чем не спросил.

Так что фактически я только что побывал в Горках первый раз в жизни. Не удивительно, что меня подспудно свербила мысль, что нужно все-таки съездить взглянуть на кроватку и тем самым восполнить некий пробел в цепи ритуальных паломничеств.

Поэтому на фотках – та самая кроватка, подлинная сантехника, которой пользовались новые обитатели усадьбы, и еще разная мебель. Всё осталось от прежней хозяйки – а именно вдовы самого Саввы Морозова, которую именем революции вытурили из ее имения в московскую коммуналку, откуда она, ведя полуголодное существование, вынужденно переселилась в подмосковное село Ильинское, где и похоронена. Ее личность и жизнь достойны отдельной монографии.

Продолжение следует.

Продолжим о Горках.

Как писал в свое время Василий Васильевич, в Саров надо ехать не через Арзамас, через который едут почти все, а через станцию Шатки, следующую за Арзамасом в направлении от Нижнего. А как ехать в Горки?

Печально то, что вся сегодняшняя индустрия паломнических поездок заточена под богатых и зажиточных автовладельцев и совершенно игнорирует интересы простых и обездоленных безлошадников. Исходя из собственного опыта, делаю вывод, что «своим ходом» без проблем никуда невозможно добраться – гарантированно где-нибудь застрянешь. Общественный транспорт в виде автобусов или электричек в большинстве регионов ходит редко и не регулярно. Приедешь на место пересадки – и можешь прождать полдня или дольше. Местные власти исходят из того, что сейчас у всех нормальных людей собственные тачки, а у кого их нет – пусть сидят дома, поскольку толку (прибыли) от них кот наплакал.

Мое же мнение такое. Оно сформировалось во мне с детства – начиная с самых первых поездок по памятным местам России и ее окрестностей. Я считаю, что ехать на экскурсию на своей машине крайне непродуктивно. Вы же за рулем. То есть чтобы выпить – то увы и ах. А как можно что-то рассмотреть без соответствующего погружения в местную атмосферу. На трезвую голову в мире прекрасного делать нечего. Все тонкости и нюансы останутся за пределами вашего сознания. Оно просто не сможет сконцентрироваться на том, что находится перед вами, а тем более проникнуть в Зазеркалье. Выражаясь модным сейчас оккультным языком, не откроются порталы. Я-то знаю, что говорю.

До Горок мы решили добраться традиционным советским путем – от станции Ленинская Павелецкой дороги. Так до Горок добирались все обитатели усадьбы. В свое время кремлевские вольные каменщики внедрили в массы ритуальный инициатический маршрут – от павильона с траурным поездом (обязательно посетите кто еще не успел) до знаменитой кроватки и соседствующей с ней ванной комнаты, в которой препарировали и бальзамировали Тело. В детстве мне пару раз доводилось участвовать в таинстве посвящения своих сверстников в члены пионерской организации, которое совершалось возле упомянутого поезда.

Но ближе к делу. Мы сели в электричку и поехали. Здесь поневоле вспоминаются уроки журналистского мастерства на журфаке, где нас предупреждали, что если кто-то начнет свой репортаж с фразы «я взял свой микрофон (вариант – блокнот и авторучку) и поехал в передовой колхоз, чтобы познакомиться с его председателем – Героем Социалистического Труда Иваном Семеновичем Пупкиным», то такому журналисту в профессии делать нечего. Типа нужно сразу приступать к делу – то есть плясать не от себя, любимого, а непосредственно от героя повествования. Но поскольку я давно успел забыть обо всем, чему меня пытались «учить», то что с меня взять.

Поэтому мы взяли свои рюкзаки и сумки с блокнотами и микрофонами, сели в электричку и поехали. Ехали мы весело. По дороге, естественно, разминались – точь-в-точь как русский богатырь Иван Петров, которого долго не могли найти перед самым началом предстоящего циркового борцовского поединка. На поиски послали кого-то из униформистов. Тот пришел и что-то прошептал на ухо инспектору манежа, после чего тот вышел на арену и громогласно объявил: «Не волнуйтесь, господа. Потерпите пару минут. Русский богатырь Иван Петров разминается в буфете пивом».

На платформе Ленинская мы оказались единственными, кто вышли из электрички. Вокруг не было ни души. Полное безлюдье. На противоположной стороне мы увидели сохранившееся строение бывшей станции, выполненное в имперско-сталинском стиле и напоминающее павильон ВДНХ. Строение наглухо заколочено и законсервировано. Мы нашли какую-то дыру, в которую можно просунуть голову и прочитать золотую надпись «Вперед, к победе коммунизма!» Рядом расположены руины бывшего станционного туалета. Дальше начинается полное запустение и неизвестность, поскольку спросить дорогу не у кого.

Мы нашли какую-то обшарпанную остановку. Было понятно, что последний автобус проезжал здесь еще при советской власти. Понятно, что, посидев минут пять и продолжив разминку, мы прибегли к помощи своих мобильников, определили местоположение и вызвали такси, будучи уверенными, что никто на наш зов не откликнется. К счастью, мы ошиблись, и тачка подкатила быстро – не прошло и пяти минут.

Горки – место специфическое. Кто туда собирается, должен учесть, что придется много ходить пешком. Там так устроено, что от каждого входа до усадьбы нужно идти не меньше километра. И ни на чем не подъедешь. Мы быстро (всего четыре километра) доехали до пункта охраны. Дальше машину не пустили. Мы вышли и пошли. Мне сейчас ходить пешком на длинные расстояния не особо комфортно, поэтому я и обращаю внимание на такую деталь. Короче, мы долго шли сначала до входа, а потом еще по траурной аллее, по которой в свое время несли гроб.

Горки – место в высшей степени живописное. Классические русские пейзажи. Но в целом не покидает ощущение былого и безвозвратно утраченного величия. Как в Гаграх, когда ходишь среди руин советских имперских курортов.

Сразу бросается в глаза, что атмосфера в Музее сохраняется чисто по инерции – специально ее никто, как прежде, не культивирует. Просто равнодушно поддерживают, чтобы все окончательно не пришло в упадок. Более того – персонал по отношению к посетителям настроен не слишком гостеприимно. Мне показалось, что тут сошлось несколько обстоятельств. Прежде всего то, что статус места резко опустили. Одно дело император Николай Второй, и совсем другое – гражданин Романов. Одно дело Вождь Мирового Пролетариата и совсем другое – гражданин Ульянов, который здесь имел несчастье отойти в мир иной. А кто он такой – Бог его знает.

Мне кажется, персонал затаил внутреннюю глубокую обиду и выполняет свои обязанности подчеркнуто формально и без пафоса и вдохновения. Немаловажную роль играет боязнь вопросов. Дело в том, что в Горки приезжает немало умников, которые хотят непременно узнать какую-то «правду» – как все было на самом деле. При советской власти все было просто. Как экскурсовод скажет – так и было. И попробуй поспорь. А сейчас с экскурсоводами то и дело норовят вступить в дискуссию – мол, вот вы говорите так, а я читал, что все было совсем даже наоборот. И что прикажете отвечать экскурсоводу? Представьте себя на его месте. Ведь если честно, то никакой «правды» никто никогда не узнает, потому что ее просто не существует. Как говорится, чья власть – того и правда. Поэтому экскурсоводы держатся настороженно и в каждом посетителе видят такого пытливого умника.

Чтобы не злоупотреблять вашим вниманием, пожалуй, самое время прервать свои заметки до следующей встречи.

Быстро заканчиваю эту преамбулу и перехожу к заключительной части поездки в Горки. После чего будет и про Абрамцево.

Не думал, что есть что-то такое, что когда-нибудь сможет даже чисто гипотетически и теоретически потрясти меня до глубины души и вывернуть наизнанку мое сознание и вообще всю экзистенцию. Я столько повидал и пережил, что такое было просто исключено.

Тем не менее это случилось. Сегодня ночью, пока я спал, мой Ангел Хранитель прислал мне фильм. Понятно, что все не просто так в нашей жизни. Но есть в ней особо мистические моменты. Когда Ангел Хранитель посылает тебе знак.

Утром меня разбудил истеричный голос какой-то радиослушательницы. Придя в себя, я сунулся в мобильник, увидел ссылку на фильм, с благоговением принял знак и посмотрел подарок высших сил.

Понятно, что фильм снят не на земле, а на небесах. Такие фильмы на киностудиях не снимаются. Во всяком случае на земных киностудиях – разве что на небесных. Потому что люди, в чьих головах рождаются замыслы таких фильмов, на земле не живут.

Этот фильм адресован исключительно людям, мыслящим масштабно – прежде всего историософски и культорологически. В первую очередь людям, имеющим отношение к искусству и рассматривающим его как философскую и мировоззренческую категорию.

Этот фильм напрочь перечеркивает все, что было снято до него, и предлагает тем, кому он адресован, и кто сможет истолковать Послание, начать с начала.

Этот фильм – последнее Послание и Откровение. Я бы сказал Абсолютное Послание и Откровение. То, что я его до сих пор не видел, мой огромный жизненный просчет, который сегодня восполнил мой Ангел Хранитель.

Важно понять, что фильм не нуждается в комментариях. Нужно просто в него войти и стать его частью. Жить в нем. Как художник живет в искусстве.

Жаль, что сегодня на земле слишком мало художников, которые поймут, о чем речь.

Не секрет, что я никак не могу закончить пьесу, которую пишу потихоньку много лет. Не могу придумать нужный финал. Посылая мне этот фильм, Ангел Хранитель меня как бы поторопил. И одновременно дал мне понять, что я на верном пути. Потому что пьеса в сущности о том же, о чем фильм.

Важное замечание. Смотреть фильм нужно не отрываясь ни на секунду – от начала до конца. Как будто вы стоите на литургии.