Важно понять, почему стала возможна оттепель. Я бы ответил так. Из-за ссоры Хрущева с аппаратом НКВД-МГБ. После расстрела Берии, которому было суждено стать сакральной жертвой, призванной искупить грехи Сталина, руководство страны решило обезопасить себя от всепожирающего чекистского монстра – мол, мало ли что. От высосанных из пальца наветов никто не застрахован. Поэтому заодно с Берией пустили в расход все его ближайшее окружение. Логическим следствием стала ликвидация зловещего НКВД-НКГБ-МГБ, наводившего ужас на всю партийно-государственную элиту. В 1954 году образовали КГБ СССР. Характерно, что новое ведомство значительно понизили в статусе, опустив его из центрального органа государственного управления до всего лишь ведомства при Правительстве СССР. Тем самым на гребне тотальной десталинизации чекистов лишили самостоятельности, целиком подчинив партийно-чиновничьему аппарату. Когда кто-то из бывших борцов за чистоту марксизма пытался возражать, Хрущев неизменно грозился: «Будете вякать – переведу из военных в гражданские». Что подразумевало сильное понижение в зарплате. На самом деле Хрущев всерьез вынашивал такой план – лишить чекистов погон и лампасов, но осуществить его все-таки не осмелился.

Отныне КГБ было запрещено преследовать всяких философствующих чудиков, душить порывы творческой интеллигенции, а заниматься только поиском реальных шпионов и прочих вредителей. Работу с молодежью и людьми искусства переложили на пирамиду партийных и комсомольских органов, на вершине которой находился Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС.

Так началась оттепель. Именно ликвидации всей старой чекистской гвардии и запрете для КГБ вмешиваться в чисто идеологические вопросы мы обязаны и молодежному фестивалю (сыгравшему ключевую роль в необратимости перемен), и возникновению таких территорий свободной мысли, как Маяковка, Южинский и многих литературно-философских салонов, которые стали возникать как грибы после дождя.

В фильме «Стиляги» есть один точный момент, который необходимо подчеркнуть. Там во время молодежного фестиваля 1957 года зверствуют, искореняя иностранную крамолу, не чекисты, как было до недавнего времени (тогда бы героям фильма не поздоровилось и они бы так легко не отделались), а комсомольские активисты. И душеспасительные беседы с ними проводят не в кабинетах на Лубянке, а в райкомах. Собственно, все происходило на моих глазах – и мы еще вернемся к хронике тех славных оттепельных лет.

Конечно, музыка играла не долго. К середине 60-х и КГБ нарастило мускулы, и комсомольцы стали тяготиться возложенной на них миссией. Они слабо разбирались в искусстве и философии, и поэтому не понимали, до каких пределов распространяется сфера их влияния. К  тому же оттепель породила эпоху двойных стандартов – когда детям работников ЦК КПСС и студентам МГИМО можно было слушать Галича и носить джинсы, а простым инженерам – ну никак нет. Не удивительно, что комсомолу было отчего растеряться. Именно, черт бы их побрал, двойные стандарты, и привели, на мой взгляд, к краху СССР и прочим геополитическим катаклизмам.

До завтра, друзья. Спасибо за внимание.

10 октября   

Как и обещал, продолжим. Итак, оттепель возникла в результате тупиковой ситуации, сложившейся во властных структурах после смерти Сталина. Продолжать репрессии было невозможно – от них устали даже самые трудолюбивые палачи. Все хотели перемен. Оставлять все как есть тоже было равносильно самоубийству. Вконец замордованному народу терять было нечего. Единственным выходом виделось массовая реабилитация бывших врагов народа и ослабление идеологического давления на креативную часть общества, а там как Бог даст.

Помню, в конце 50-х – начале 60-х, как только приоткрылся железный занавес, Москву наводнили толпы понаехавших с Запада славистов. Была такая модная профессия – специалист по русской литературе. Сейчас их днем с огнем не сыщешь – неактуально, а тогда у каждого уважающего себя столичного гуманитария было как минимум по два-три знакомых заезжих слависта – типа из Германии, Франции, Швеции, а то аж из самой Америки. Многие наверняка помнят одного типичного профессора (сейчас уже не помню, как его звали и откуда он приехал), но все звали его Вечерком почитаем. Потому что высшим наслаждением для него было шляться по андеграундным литературным пьянкам-тусовкам и под обильные возлияния слушать стихи и прозу «запрещенных» авторов. Такие закрытые читки устраивались ежедневно где попало и чуть ли не в каждом приличном интеллигентном доме.

Его прозвище возникло так. Если ты встречал упомянутого профессора славистики днем на каком-нибудь мероприятии, то он, увидев тебя, первым делом спрашивал: «Вечерком почитаем?» И ты должен был назвать ему адрес, по которому вечером должна быть очередная читка чего-нибудь крамольного.

Профессор, как и все его зарубежные коллеги, обладал довольно обширными знаниями в русской литературе. С ним приятно было беседовать (говоря с ним, я подразумеваю – с ними, поскольку все слависты были по сути на одно лицо). И я, и он во время таких бесед взаимно обогащались свежими сплетнями из жизни литературных знаменитостей. Нас удивляло только одно – узкая направленность интересов наших собеседников. Например, специалист по Достоевскому мог запросто не знать некоторых общеизвестных аксиом, относящихся к творчеству Толстого или Чехова. Но мы быстро привыкли к таким специфическим особенностям наших зарубежных товарищей. Тем более, что они были для нас светом в окошке, ведущим к интеллектуальному раскрепощению, а главное – в богеме славистов рассматривали и использовали как источник качественного горячительного – мы первым делом нагло тащили их в валютную «Березку» и заставляли покупать ящик экспортной водки для очередной тусовки с чтением.

Как-то я спросил Вечерком почитаем, с чего или с кого, по его мнению, началась оттепель в советской литературе. Его объяснение многое расставило для меня по местам. Он сказал, что, на Западе принято считать началом перемен в литературе и поворотным моментом прозу Веры Пановой. Именно она первая из советских авторов стала писать задушевные, человечные, без идеологического груза тексты.

Пили все слависты без исключения лихо, по-русски. Иногда даже впадали в самые настоящие запои. В Москве они стажировались кто где. Особенно отличались усердием в бражничестве скандинавы. В том числе и девушки-студентки, стажировавшиеся в основном на филфаке Ленинградского университета. Многие из них повыходили замуж за разных богемных бездельников и лоботрясов с последующим их перемещением в Европу.

А главное, что каждый славист, уезжая, увозил с собой рукописи непризнанных авторов, которые в дальнейшем публиковались в разной эмигрантской периодике и издательствах. Что имело огромное значение для моральной поддержки писателей и поэтов, у которых в то время не было ни малейшего шанса напечататься на родине.

Я вспоминаю то время с восторгом. Оттепель подарила ни с чем не сравнимое чувство свободы и неуемное желание и стимул творить. Отныне у нас появилась возможность распространять свои тексты не только в виде самиздата, но еще и тамиздата.

Продолжим завтра.

9 октября

Сегодня хотел открыть тему оттепели. Попробовать написать о мироощущении шестидесятников, об их наследии. О том, как все начиналось и чем закончилось. Но вышла семейная неприятность. На вечерней прогулке потерялась Сонечка. Она любит немного отбежать вперед, а потом ждать, когда я подойду. Но тут не получилось – из-за толпы. Мы выходили из метро в час пик. Я ее останавливал, уговаривал идти за ручку, но она увидела выход, рванула и затерялась в толпе. Я думал, что она выбежала на улицу (дело было на выходе из Третьяковской) и стал ее искать. Решил, что она, увидев вход в Макдональдс, вбежала туда. Словом, катастрофа. Как я пережил – не знаю. Позвонил Кате. Она позвонила в милицию. Главное, я не знал, куда направиться. Спуститься в метро в милицию – а если она наверху? Ужас. К счастью, я увидел вышедшего из метро полицейского с мобильником. Подбежал к нему. Спросил: «Вы случайно не по поводу девочки звонить собираетесь?» Он говорит, что да, девочка у нас. Господи, я как заново родился. Слава Тебе Господи. Оказывается, Соня из метро не выходила – просто затерялась в толпе выходящих и входящих. А я ее искал на улице. Одна тетенька ее увидела, расспросила, кто она такая, и отвела в отделение полиции в вестибюле станции. Увидев меня, Соня ко мне бросилась, обняла и зарыдала. Полицейский говорит: «Вы уж ее не ругайте, а то у нее и так шок». Я говорю: «Господи, да уже давно никогда и никого ни ругаю». Всех поблагодарил – в том числе и добрую тетеньку. Конечно, я был в шоке и поэтому, как мне кажется, поблагодарил не так горячо, как хотелось бы. На самом деле благодарность всем безмерная. Потом пришлось ехать на полицейской машине в ближайшее отделение, куда переадресовали звонок Кати. Там встретили более чем доброжелательно – даже радушно. Они были искренне рады, что все благополучно закончилось. Я быстро что-то написал, что-то подписал, и мы, счастливые и довольные, пошли с Соней в «Грабли» на Пятницкой. Там ели мороженое и разную вкуснятину. Так что всем-всем – и в первую очередь сотрудникам полиции – бесконечная благодарность.

Из-за пережитого стресса я, понятно, глубоко копать не в состоянии. Сейчас бы накатить по старой привычке – чтобы расслабиться, да здоровье не позволяет. Врачи категорически запретили. Буквально ни капли. Поэтому подумал, что сегодня мы можем только обозначить тему – достаточно пространную, чтобы не раз к ней возвращаться. Хрущевская оттепель, шестидесятники и все, что связано с той великой (во всяком случае для меня) эпохой.

Если учесть, что утром я ездил в больницу, чтобы поставить капельницу и сделать пару довольно тяжелых уколов, после которых немного кружится голова и поэтому надо лежать, а вечером еще и шок от исчезновения Сони, то нетрудно представить, что я сейчас не в лучшей форме. Только бы до подушки добраться и вырубиться.

Поэтому до завтра, друзья. Главное, что тема определена, а, как известно, утро вечера мудренее.

8 октября