Москва. 24.12.72
Игорь, здравствуй!
Ты знаешь, мне твое это второе (будем называть его второе, потому что картиночка, исписанная с другой стороны, за письмо не сойдет) письмо больше понравилось. Оптимизма в нем поболее. Только о чем ты сожалеешь? За что тебе обидно? За то, что у нас нет шикарных лимузинов, как у Маркеса, или за то, что Мамлееву и Каплану не дают Нобелевской премии и таким образом не причисляют к лику святых – пардон, к мировой элите. А ты знаешь, мне почему-то показалось, что Нобелевская премия не сделала ни лучше, ни хуже ни Шолохова, ни Солженицына или Пастернака. Да, ты знаешь, Россия почему-то все время находится в особом положении. Малевич на Западе стал известен (!!!) только в конце 40-х годов, а до этого он был тем самым «Неуловимым Джо». А Филонова до сих пор не достали с полок. Ну и что? Я не считаю, что Юрочка так «похож» на Маркеса. Но между прочим еще никто не отказывался читать «Приглашение на казнь» из-за схожести с Кафкой. А иконы между прочим делались по одинаковым прописям. В одном из последних номеров Studio International пишут об оформлении Ленинграда Нусбергом, ставя это в один ряд с массовым искусством 20-х годов. И между прочим Розенквист посвящает Рухину какие-то свои картины. Одна из них висит в Кельнском музее.
И вот я еще раз перечитываю твое письмо. Чего ты хочешь? Славы при жизни? Занять первое место? Получить приз на Нобелевской гонке за скорость или за выездку? Или ты хочешь (опять же при жизни) получить свои «скромные» (ну конечно чтобы хватило на яхту и лимузин не хуже, чем у Маркеса) гонорары за все тобой написанное? Так это же хочет и Лева Нусберг. Он как-то заявил в припадке откровенности Боре, что главное в жизни – это слава и деньги, а достичь этого можно в области искусства только рекламой (реклама – двигатель торговли!), а что он сделает, что останется после него, на это ему насрать. И ведь ты знаешь, я совсем не против пьес, идущих 200 часов, если это делается не для рекламы, а потому что за меньшее время высказаться нельзя. Понимаешь, мне все-таки кажется, что для художника важнее сделать такую вещь, чтобы она ему самому нравилась, а не соседям по квартире, по дому, по городу, по стране, наконец по земному шару. Признание и известность еще ни на кого из художников не действовали положительно. Они связывали человека тысячами нитей и веревочек, они отнимали время и мешали работать. Хемингуэй (не будем говорить хороший он или плохой, но он известный) запирался от своей славы в клозете. А скольких перспективных мастеров ранняя слава сломала и погребла под своими обломками навечно. Творчество – это же внутренняя потребность человека делать вещи (прекрасные вещи!), вкладывать в них душу свою, все силы, всю жизнь. Думать о том, чтобы сделанное было как можно лучше, а не о том, сколько за это заплатят. Когда ты начинаешь думать о материальных или моральных выгодах, которые тебе принесет твое творчество, то это же конъюнктура. Понемногу, не замечая этого, начнешь работать так, чтобы это нравилось потребителю. Ну что я тебе морали читаю и говорю какие-то прописные истины, которые тебе не хуже, чем мне известны! И чего это я вообще разговорился. Я же человек нетворческий. Так вот болтаюсь между художников и литераторов. Кому картиночку поднести, кого поддержать, чтобы не упал спьяну по дороге к врачу, кому еще чего подсобить. Потому я и говорю, что Нобелевские премии это хуйня: все равно их мне не дадут.
А ты как литератор русский пиши прямо жалобу в Нобелевский комитет и требуй у них премию авансом с обещанием потом отработать. Да не одну, а сразу 2-3. Одну себе конечно. Другую за Мамлеева, потому как он все равно «слабоумный», а собачку с женой он уж как-нибудь на свои уроки по математике прокормит. Ну а третью – это ту, которую Ремизову не додали.
И вообще Игорек приезжай скорее! Я же тебя очень люблю. Вот не знаю только, успеешь ты мое письмо получить или нет. Ну тогда придется два месяца продолжать, пока его обратно не пришлют.
На всякий случай с Новым годом! Желаю скорее окончить магаданскую эпопею.
Целую. Лёня.
