В минувший уик-энд артис­тическая Москва поминала скончавшегося в возрасте 44 лет живописца и писа­теля Леонида Пурыгина, уровень гениальности которого автори­тетнейшие искусствоведы еди­нодушно ставят в один ряд с Иеронимом Босхом. «Искусство Леонида Пурыгина рождено эпо­хой, когда все стронулось с при­вычных мест. Основное событие второй половины нашего столе­тия – разрушение социалисти­ческой империи было для него не объектом отдаленных пред­чувствий, а приближавшейся, а затем и наступившей явью, эсхатологическим прозрением. В своих причудливых мистериях и фантасмагориях художник ото­бражает смятенный и встрево­женный мир, где поколениями обжитая почва коробится и зы­бится от неслыханных потрясе­ний, где социум предстает в виде Вавилонской башни и превраща­ется в сумасшедший дом, где воображаемое и действительное, обгоняя друг друга, смешивают­ся так, что одно бывает бессмыс­ленно отличить от другого», – писал о нем авторитетнейший культуролог современности Ви­талий Пацюков.

Творчество Пурыгина приня­то связывать с так называемым «наивным» искусством (его имя, кстати, увековечено во всех соответствующих энциклопедиях), хотя многие критики считают, что ему удалось превзойти устояв­шиеся критерии и классифика­ции, создав принципиально но­вое направление, которое еще предстоит осмыслить и проана­лизировать.

Хотя его картины хранятся в крупнейших музеях и собраниях мира, жизнь Пурыгина сложилась трагично. Эмигрировав в США и успев завоевать там междуна­родное признание, он тем не менее тосковал по Родине, куда вернулся в позапрошлом году, чтобы выполнить заказ москов­ского предпринимателя Бориса Ренского, пожелавшего установить в одном из своих офисов трехметровый бронзовый фонтан. Однако во время работы над монументальной композицией художник смертельно запил. Жена Пурыгина, Галина, вместе с дочерью Евдокией сломя голо­ву бросилась в Россию, чтобы вывести мужа из кризисного со­стояния. Однако по дороге из Шереметьево к его мастерской попала в автомобильную катастрофу и погибла. Похоронив суп­ругу, Пурыгин тут же женился на одной из своих многочисленных учениц. Семейное счастье дли­лось около полугода и окончи­лось внезапной смертью от ин­фаркта так и не вышедшего из запоя художника.

В России Леонид Пурыгин успел издать двухтомник полуфантастической-полуавтобиог­рафической прозы. В «Космичес­кой дурочке» и «Публии»(как бы Библии от Пурыгина) автор с пронзительно-обнаженной ис­кренностью рассказывает о пе­чальном опыте пребывания в советских психбольницах, о нра­вах русскоязычной нью-йоркской богемы, о детстве, проведенном в городе Наро-Фоминске, где и родился Леня Пургин из Нары Гениальный, как художник неиз­менно подписывал свои произ­ведения.

Поминальный банкет состо­ялся в одной из престижнейших галерей Москвы – «Марсе», ра­ботавшей с Пурыгиным в пос­ледние годы его жизни. Друзья и единомышленники художника обсуждали печальную судьбу его дочери – деся­тилетней гражданки США, из-за трагического стечения обстоятельств оказав­шейся в Москве, где она внезапно стала круглой сиротой. Буду­щее Дуни воистину плачевно. Не имея собственной недвижимос­ти в Нью-Йорке, отец успел приобрести на ее имя квартиру в Крылатском, на которую теперь претендует целая орда проживающих на Украине и внезапно объявившихся родственников покойной жены Пурыгина. Согласно их планам, выросшая в Америке Евдокия должна быть отправле­на на перевоспитание в Харьков, а ее жилплощадь предоставлена в пожизненное пользование многочисленным «опекунам» из ближнего зарубежья.

Кроме того, не до конца ясна участь холстов, которые Пурыгин за неимением подходящего по­мещения хранил в запасниках «Марса». На просьбу его новой жены вернуть их ей как законной наследнице руководство галереи отвечает весьма уклончиво и неопределенно.

В довершение тысячи и од­ного несчастья похороны Леони­да Пурыгина пришлись на вос­кресенье, и согласно традиции Русская православная церковь отказалась отслужить по вели­кому художнику панихиду.

«Мегаполис-Экспресс» № 22 от 7 июня 1995 года