Сугубо индивидуальное. Можно не читать.

Может ли человек, называющий себя философом – или согласившийся с тем, что его считают философом, быть атеистом или хуже того – материалистом? Я лично такого не представляю, потому что не так воспитан. Поэтому меня удручает современная общественная мысль. Правда, ее состояние вполне вписывается в процесс всеобщей деградации. Читайте современных Герценов и Добролюбровых – и станет очевидным, насколько стремительно упрощается психотип гомо сапиенса. Даже лет двадцать назад окружающие нас мыслители были более лучшими по качеству.

Я к тому, что прочитал все, что написали о недавно ушедшем Крылове, и понял, что вся представленная в соцсетях публицистика 80-х, 90-х и далее годов – сплошное не то. Слово трибуна, высокая мысль как таковая угасали и истощались вместе со средой, к которой трибун обращался.

Мы – свидетели умирания Логоса как совокупности причин и следствий, формирующих мыслительный процесс. Как душа отлетает от тела, так покидает наше сознание желание размышлять. Одновременно иссякает жажда к удовлетворению любопытства – в первую очередь в метафизическом смысле по поводу того, что скрыто от глаз и вообще находится вне органов чувств. И более того – вне нашего тела.

Начать с того, что мысль зарождается и формируется на небесах. Философ по тайным, неуловимым приметам первым чувствует ее появление, и устремляется ей навстречу. Дальше случается всякое. Но главное, что философ черпает идеи не из своей дурацкой головы, а прямо с неба, из духовного космоса.

Но чтобы ориентироваться в духовном космосе, философ должен быть прежде всего человеком духа, мистиком, провидцем, блаженным. И так далее. Только тогда он вправе называться философом.

Конечно, случаются исключения – как правило связанные с подготовкой общественных переворотов эпохального масштаба, в корне меняющих систему мироустройства. Когда вдруг является мыслитель, чья цель – поставить грандиозный социальный эксперимент, призванный изменить весь уклад жизни человечества. В таком случае мы имеем дело с особой разновидностью философии – практической философией.

Понятно, что я имею в виду марксизм. Будучи целиком и полностью материалистическим мировоззрением, он тем не менее обладает признаками религии, поскольку успел обзавестись целым пантеоном внесших вклад, многие из которых обрели статус занесенных в списки мучеников – довольно, кстати, многочисленных. Ну кто бы сомневался, что марксизм с виду, внешне – самая настоящая религия, а его основателя можно считать философом, хотя он и упертый материалист.

Впрочем, я сознательно лукавлю. На самом деле материализм не может родить философию. В лучшем случае – публицистику, способствующую борьбе за власть и дальнейшему переустройству общества. Философ же обязан проникать мыслью во все пласты мироздания – в том числе и в сферы духа. То есть брать на себя миссию метафизика, потому что философии, а тем более в русском понимании без метафизики быть не может.

Мысль обретает философский масштаб, только когда устремляется вверх – к божественным высотам духа. Материализм, а тем более атеизм держат человеческое сознание в плену плоскостного, горизонтального мира, лишенного священных порывов к вечному обновлению. Поэтому в основе так называемой материалистической философии всегда или пустое жонглирование словами и смыслами – ради того, чтобы иметь право называться философом, или недобрый умысел – типа создать очередную тоталитарную секту, чтобы сосать кровь из зомбированных адептов.

Если бы от меня что-то зависело, я бы запретил материалистам и атеистам называть себя философами. А на философский факультет принимал бы без всяких экзаменов всех желающих – чтобы по ходу совершенствования отсеивать всех лишенных благодати.

Конечно, один экзамен я бы оставил. Как там у Гоголя? Здравствуй. Во Христа веруешь? – Верую, – отвечал приходивший. – И в Троицу святую веруешь? – Верую. – А ну перекрестись. – Пришедший крестился. – А горилку пьешь? – Пью. – Много можешь выпить? – Да сколько угодно. – Тогда пей. После чего экзаменатор подносит алчущему знаний наполненный до краев стакан – само собой без закуски. И если экзаменуемый выпивает его залпом и с удовольствием, не поморщившись, его можно смело допускать к учебе и дальнейшим инициациям.

Потому что на трезвую голову какая философия – а тем более инициация. Помню, как я, выросший среди настоящих философов, безумно удивился, когда один человек, которого нашей компании представили как философа, в ответ на протянутый ему стакан вдруг произнес: Извините, я не пью. Мы, конечно, мгновенно, в ту же секунду потеряли к нему всякий интерес. Ну какой ты философ, если не причащаешься мистической водичкой. Все равно, что православный человек, не признающий силы святых даров.

Именно сочетание причастия церковного и причастия бытийного, персонального делает философа полноценным участником мыслительного процесса. Потому что церковное причастие дарит человеку воцерковленность, чувство соборности, вписывает в ту часть человечества, которое можно назвать сообществом православных людей. А причастие персональное дает личные, индивидуальные ориентиры и выстраивает оптимальную для конкретного мыслителя систему координат – ту самую печку, от которой можно начинать танцевать.

Понятно, что настоящий философ в идеале должен быть бродячим, то есть странником, который ходит по Руси и иногда задерживается в местах, где он нужен и в нем есть необходимость. Там его слушают, кормят, поят и вообще относятся с почтением. От постоянных персональных причастий его ум и сознание всегда пребывают в состоянии полета среди духовных субстанций, а в его глазах пылают отблески фантастических откровений.

Еще, конечно, русскому философу желательно получить реальное посвящение в хлыстовской общине – или в местах святых радений. И тем самым на деле познать принцип святой русской соборности.

Трагедия нашей общественной публицистики завершающейся эпохи (начиная с 80-х годов) – в том, что ее создатели были людьми себе на уме – практичными, неверующими, не неистовыми и не готовыми отдать жизнь за идеи, которые они проповедовали. Они были абсолютно, я бы сказал патологически нормальными, то есть просто двуногими ходячими механизмами, собранными из самых примитивных комплексов.

Главная же их трагедия в том, что для них были наглухо закрыты небеса. Поэтому они не имели возможности черпать идеи оттуда, где они зарождаются, а просто заимствовали их или из собственной головы или из голов себе подобных. И начинали перекатывать их по говну нашей российской жизни от себя к оппонентам, по кругу и обратно. Так родилось то, что теперь без всякого смущения называют современной философией.

Если идея приходит из тленного материального мира, она неизбежно обращается в прах. Такова участь всего материального – исчезать без следа. Как правило, вместе с тем отрезком материального мира, который она отражала и обслуживала. Вот почему мистики 60-х так не любили социальщину – и в литературе, и в публицистике, и в философии. И не признавали многих известных и талантливых авторов. А отдавали предпочтение безумцам из андеграунда, в словах и текстах которых отражалась Вечность.

Увы, весь корпус «философских» текстов последнего (в буквальном смысле) времени целиком и полностью принадлежит к упомянутой социальщине. Конечно, авторы, о которых идет речь, были и остаются на редкость образованными и эрудированными людьми. Многие из них – приятные и обаятельные собеседники. Но всякий раз при общении с ними меня не покидало ощущение пропасти, которая пролегает между мной и ими.

Я не мог понять, что меня в них так настораживает. И вот сегодня, прочитав некрологи на уход Крылова, написанные его оппонентами и единомышленниками, меня наконец осенило. Да все они вообще не имеют никакого отношения ни к Богу, ни к духовным сферам. Для них вообще такие категории просто не существуют. Они – люди земные и мыслят в горизонтальном направлении – куда ветер подует. Увы, никто из них не то что не «поднялся» над, а даже не пытался оторваться от земли и взлететь. А все потому, что им казалось, что взлетать некуда – там ведь ничего нет. А если и есть, то все так сложно, что лучше и не думать.

Да Господь бы с ними. Печалит в их истории одно. Что они, будучи людьми практичными и рациональными, поставили в центр своих интересов Россию – категорию не то что небесную, а просто запредельно мистическую. Вот в чем катастрофа.