Вечером колесил по Тимирязевскому парку на велосипеде. Народ попадался редко. На перекрестке темных аллей стояла одинокая девушка с велосипедом. Она спросила, как выехать из парка в сторону Петрашки, то есть метро «Петровско-Разумовская». Я вызвался ее проводить, и мы поехали рядом. Она сказала, что давно не заезжала в наш парк, потому что в нем еще недавно все было запущенно, не ухожено, ходило много маньяков, а теперь такая красота, везде новые аллеи, разные экологические дорожки. Словом, рай для велосипедистов.

Действительно, администрация парка поработала на славу. Где раньше было грязное месиво, теперь грунтовые аллеи. Не везде, конечно, но окультурили уже много. Даже можно по пути полюбоваться на павлинов в клетках. Хотя недавно их, кажется, уже переселили в зимние помещения.

Когда моя спутница во второй раз совершенно ни к месту упомянула про маньяков и хулиганов, которых раньше было много, а теперь сделали дорожки, и все маньяки куда-то подевались, и поэтому она больше не боится здесь кататься, я подумал, что она тем самым пытается убедить сама себя, что я не маньяк (хотя, возможно, мне так показалось или я преувеличиваю, но уж больно она педалировала тему маньяков). Я был настроен философски и, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей, сказал, что зато, сделав дорожки и лишив ее шансов на встречу с маньяком, у нее отняли часть свободы.

На самом деле никаких маньяков и хулиганов я никогда в нашем парке не встречал – даже когда гулял в нем глубокой ночью во времена, когда он выглядел совсем уж диким, зловещим и запущенным. Правда, жене, когда она катала там коляску с Илюшей, пару раз попадались вполне интеллигентного вида эксгибиционисты, которые распахивали пальто, показывая себя во всей красе. Но при первом же проявлении агрессии с ее стороны они стыдливо растворялись среди деревьев.

Так что Тимирязевский парк всегда был вполне безопасным местом. Да и наличие или отсутствие маньяков с трудом увязывается с ухоженностью дорожек. Как говорится, было бы желание поманьячить. Но, во-первых, у женской логики свои законы, а во-вторых, мне же надо было о чем-то болтать с девушкой, пока мы ехали рядом.

Она, конечно, не поняла связь между дорожками и свободой и попросила уточнить, что я имею в виду. Я объяснил, что когда человек знает, что вернется после велосипедной прогулки домой целым и невредимым, то его нельзя назвать свободным. Потому что на данном отрезке его жизнь полностью предсказуема. А свобода такая штука, которая проявляет себя только в ситуации непредсказуемости.

Например встречаются Он и Она. Пока оба не будут уверены, окажутся ли они сегодня в постели или нет, они – свободны. Но как только оба (или кто-то из них) поймут, что окажутся (или не окажутся), то их (Ее, Его) свобода сразу же заканчивается, и наступает полная предсказуемость. А значит, скука и проза жизни.

Так и прогулки в парке или какие-нибудь путешествия, авантюры. Пока человек не знает, чем они для него закончатся, он свободен. А если он уверен, что съездит на курорт, отдохнет, вернется и продолжит свой бизнес, то тут, разумеется, свободой и не пахнет. Обычный буржуазный образ жизни.

– Видимо, – подытожил я свои размышления, – человек имеет право считать себя полностью свободным, если он расценивает свой шанс уцелеть как пятьдесят на пятьдесят.

Я проводил девушку почти до Дмитровского шоссе. Дальше она уже дорогу знала, и как человек совершенно несвободный из-за необходимости возвращаться к семье и работе, вынужден был распрощаться с прекрасной незнакомкой по имени Лена, которая, по ее словам, работает как раз в сфере туристического бизнеса. Она меня поблагодарила, сказала, что непременно расскажет о моем «постельном» толковании свободы своему бойфренду. Мы напоследок еще немного поболтали и расстались. Правда, обменялись телефонами.

– Чтобы поддержать вашу теорию, – пошутила она.

На обратном пути, проезжая по совсем уж темному парку, я решил, что сделал небольшое открытие. Оказывается, у свободы есть своя единица измерения – степень соотношения шансов. Следовательно, идеально, абсолютно свободным человек может себя считать, только в том случае, когда его шансы на тот или иной исход ситуации равны, то есть составляют один к одному или, выражаясь в процентах, пятьдесят на пятьдесят. По мере перевеса шансов в ту или иную сторону, степень свободы соответственно уменьшается на разницу между 50-ю и количеством шансов в процентах. Например, если твои шансы выжить 70 к 30, то 50 минус 30 (или 70 минус 50) равняется 20. Значит, ты зависим и несвободен уже на 20 процентов.

Формулу степени свободы и несвободы предлагаю вывести своим более сведущим в математике единомышленникам. Не сомневаюсь, что она окажется простой, как все гениальное.

•

Говорят, что завтра (или уже сегодня) чуть ли не национальный праздник – День памяти совка. До чего только не додумаются в лизоблюдском угаре. Печально то, что истерика исходит в основном от молодого поколения, которое родилось, когда гадину уже давно добили. Как говорил один айсор гуталинщик, который во времена моего детства сидел возле Белорусского вокзала, такая уж у вас национальность. Он вообще считал чрезмерную любовь русских к своим вождям признаком психического заболевания, о чем под большим секретом мне рассказывал.

Я заметил, что чем старше поколение, тем больше в нем людей, настроенных «антисоветски». Действительно, нас теперь можно «загнать обратно» разве что прикладами в спину. И наоборот. Совсем зеленая молодежь готова порвать пасть за дело Сталина-Брежнева.

Наверное, так и должно быть. Когда не хватает мозгов на то, чтобы осмыслить настоящее, предпочитают идеализировать прошлое, одновременно перенося его шаблоны в будущее. Так проще и удобнее.

В 80-е годы прилавки книжных магазинов были завалены пятикопеечными брошюрами о мистических тайнах третьего рейха. Типа Гитлер тайно слетал на Луну. Они предназначались для читателей с куриным интеллектом, которые испытывали оргазм, принимая желаемое за действительное.

Сейчас молодежь ожидает реставрации Советского Чуда с таким неистовством, что кремлевским политтехнологам впору выпускать брошюры о том, что Сталин тайно высаживался на Марсе, а Брежнев на Солнце.

Настоящее вообще самая трудная для познания и понимания философская категория. А кому сегодня охота напрягаться. Вот и появляются всякие праздники типа завтрашнего.