После смерти Сталина «сталинистов» было во много раз меньше, чем сегодня. Похоронили последнего из «вождей» с ажиотажем и жертвами (радио, газеты и агитаторы нагнетали истерию – если бы не пропаганда, ажиотажа было бы меньше) – и по русской привычке стали не то что забывать, но привыкать к другой жизни, в которой для Сталина уже не было места. Возвращавшиеся из лагерей становились мощным катализатором всенародного отрезвления. Вскоре началось массовое разочарование. Заслуги вождя ставились под сомнение все большим числом людей. Жизнь нисколько не улучшалась, а победители чувствовали себя обманутыми и обделенными.
Так что миф о Сталине возник не в народе, а был навязан сверху. В первую очередь теми, кто хотели сместить Хрущева и его ставленников до самого низшего звена иерархической цепочки. Потесненные в результате смены руководящих кадров товарищи вовсе не были озверевшими и потерявшими человеческий облик палачами. Обычные функционеры-прагматики, которые не владели никакими другими политтехнологиями кроме сталинских. Чтобы вставлять палки в колеса новоявленных и слишком распустивших народ оттепельных конкурентов и восстановить свое положение, им не оставалось ничего другого, кроме как «дискредитировать хрущевские послабления». Естественно, понадобились аргументы и знамя. Сталин оказался более чем кстати.
Помню, когда моему отцу жаловались на бесконечное самодурство и волюнтаризм Хрущева, он объяснял:
– Сталин настолько парализовал всеобщую инициативу и зачистил пространство вокруг себя, что после него к власти мог прийти первый попавшийся авантюрист и проходимец. Так что с Никитой Сергеевичем нам еще повезло.
Дальше был антисталинский доклад Хрущева (1956) и вынос из мавзолея (1961). Хотели вынести раньше – сразу после ХХ съезда, но помешало венгерское восстание – которым не преминули воспользоваться противники оттепели. Под давлением их аргументов с выносом пришлось повременить.
Народ отнесся к выносу тела с полным безразличием. Вчерашний вождь уже не волновал широкие народные массы. Ни один из участников войны не бился с пеной у рта в истерике, что он «умирал за Сталина» или что «Сталин выиграл войну». Хотя большинство ветеранов были еще живы. Истерика началась гораздо позже, когда ветеранов осталось раз, два и обчелся.
По мере приближения к смещению Хрущева все отчетливее ощущалось влияние его политических противников. Атмосферу того переходного периода идеально передает напечатанное в «Правде» (что свидетельствует об уровне борьбы за власть) стихотворение Евтушенко «Наследники Сталина» (1962).
Он что-то задумал. Он лишь отдохнуть прикорнул. И я обращаюсь к правительству нашему с просьбою: удвоить, утроить у этой плиты караул, чтоб Сталин не встал и со Сталиным – прошлое.
Помню бесчисленные разговоры в среде творцов советской идеологии в первые послехрущевские годы.
– Как всегда все делается через задницу, – сокрушались высокопоставленные коллеги отца. – У нас обычно как. Плюнут – и тут же торопятся вытереть. Замахнулись – и сразу задний ход. Казалось бы, вынесли из мавзолея – все, поставили точку, забыли, кто он такой. Нет, надо снова и снова напоминать, нагнетать, устраивать дискуссии, подогревать интерес.
Недаром незадолго до своей отставки на одной из последних встреч с партактивом Хрущев жаловался:
– Со Сталиным мы еще не дорассчитались.
За время хрущевской оттепели в руководстве страны сформировалось однозначное мнение. Сталин оставил после себя неэффективный и бессмысленный в нормальном государстве – мобилизационный тип антиэкономики, которая в лучшем случае способна еще какое-то время поддерживать статус кво – в виде полунищенское существование населения. Если срочно не начать реформы, ресурс СССР – максимум лет пять.
В ЦК и Госплане сидели грамотные специалисты, которые знали положение дел. Начали что-то предпринимать. Даже с некоторым энтузиазмом, который вошел в историю как косыгинская реформа. В результате продлили агонию еще лет на десять.
Реформы сопровождались не прекращающейся ни на день подковерной борьбой за власть и влияние. Тайных, но влиятельных противников перемен называли «сталинистами» (открыто выступать против назревших мер не решался никто). Запущенное в повседневный обиход определение – сталинисты – тоже внесло весомую лепту в раскрутку мифа о Сталине. Настоящие, основательно прозомбированные сталинисты из темных маргинальных низов, услышав, что в Кремле остались их единомышленники, воспряли духом и зашевелились.
Ко времени узурпации власти Хрущевым никаких «сталинистов» во властных структурах уже не было (тем более после ликвидации Берии). Все прекрасно понимали, что сталинизм – палка о двух концах, и дракон в первую очередь сожрет тех, кто его воскресит. На основе собственных наблюдений осмелюсь сделать вывод, что чем ближе к Сталину находились чудом уцелевшие «соратники», тем больше они его ненавидели.
Сталинизм оказался самой удобной «национальной идеей» для манипулирования массами – опять же все в той же борьбе за власть.
Та же самая мутотень продолжается и сегодня. Трудно представить, что Зюганов – сталинист, мечтающий дорваться до власти, чтобы загнать страну в лагеря. Он всего лишь согласился (и ему нравится) работать с определенной частью электората, которую уже соответствующим образом прозомбировали пропагандисты эпохи застоя. Тем более, что чем большее количество зомби расплодили, тем опаснее бросать их на произвол судьбы, оставляя без пастыря.
После смерти Сталина борьба за власть в Кремле внешне, со стороны, то есть в глазах западных экспертов выглядела как перманентное противостояние либералов-реформаторов и консерваторов-сталинистов. Так было удобнее «анализировать».
На самом деле все было куда примитивнее. Каждая группировка надевала ту маску, которую считала более эффективной. Соответственно и аргументировали.
– Без реформ стране пиздец, – убеждали «либералы».
– С вашими реформами пиздец наступит в сто раз быстрее, – парировали «сталинисты».
Как ни парадоксально, и те, и другие были правы. Специфика созданной Сталиным системы – в ее принципиальной нереформируемости. Стоило заменить маленькую деталь – сыпалась вся конструкция.
Обе стороны втайне соглашались друг с другом, поэтому охотно шли на компромиссы. Чего ни сделаешь ради общей цели – сохранения власти. Причем даже не власти, а доступа к привилегиям – поскольку чем дальше страна отдалялась от культа личности, тем менее персонифицированной становилась власть. В СССР времен развитого социализма реально было коллективное руководство. Страной рулила бюрократия. Все делали вид, что «строят социализм», но «конкуренты» не дают возможности сделать все как лучше. Время от времени каждая сторона получала на руки козыри, которые пускала в ход. Как только реформы заходили слишком далеко, противники объявляли шах:
– Смотрите, что творится в Чехословакии.
И так до бесконечности.
В конце концов доигрались. Созданная Сталиным система приказала долго жить в те самые сроки, которые предсказывали собственные же кремлевские аналитики. Российские лидеры XXI века предпочли наступить на те же грабли. Чтобы не заморачиваться, выбрали самое простое и испытанное решение. Однако все знают, что сталинская простота – хуже воровства. Сталин им нужен, чтобы манипулировать быдлом, за которое они держат собственный электорат.
Комментируя уход Гайдара, один из прокремлевских порталов – из тех, что стараются бежать впереди паровоза, озвучил планы сегодняшних кремлевских «сталинистов» вернуться во времена Госплана, Госснаба и продуктовых карточек, а заодно ненавязчиво намекает на неизбежность очередного витка всеобщего обнищания: Эпоха либерализма в России закончилась. Для сторонников рыночной экономики здесь будет все хуже и хуже, поскольку сама жизнь отвергает ваши принципы. Наш народ во всем разобрался. Поняв, как цинично и жестоко его обманули и ограбили, второй волны либерализма в России он не допустит.
Чем ближе полный и окончательный пиздец, тем больше востребована в Кремле сталинская тактика валить с больной головы на здоровую и назначать виновных. Обвиняя Гайдара и реабилитируя за счет него себя, они на самом деле реабилитируют Сталина – точнее, его призрак. Который будет им нужен, пока будут они.
