Общественная мысль подразумевает эмоциональную окраску, темперамент, страсть, экстаз, энергию заблуждения. Без всего перечисленного общественной мысли нет. Есть просто видимость некой политической пикировки для привлечения избирателя.
Получается, что за пределами России общественной мысли нет. «У них» все «правильно», гладко, причесано, политкорректно и подается как истина в последней инстанции – то есть ваши возражения никого не интересуют.

Есть широко распространенное заблуждение, что в России общественная жизнь сегодня цветет и пахнет главным образом в провинции, а в столице один сплошной гламур и тупые олигархи.

На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Еще в эпоху развитого социализма весь интеллектуальный цвет нации жил в столице, где КГБ соблюдало правила игры и вело себя относительно цивилизованно. В провинции на КГБ не было вообще никакой управы – там оно гасило малейшие ростки свободомыслия. Поэтому за пределами Москвы вообще никакой общественной мысли не было и быть не могло.

С тех пор ничего не изменилось. Если в Москве царит некоторый достаток, позволяющий заниматься умственной деятельностью, то в провинции все поголовно закошмарены необходимостью сводить концы с концами, чтобы элементарно выжить. Все вкалывают на пяти-шести работах, да еще на собственных огородах – какая тут общественная мысль.

Всего каких-нибудь пятьдесят лет назад все отечественные интеллектуалы жили в пределах кольцевой линии столичного метро. За ее пределами не жил никто. Тогда общественная мысль била ключом. Ее упадок начался, как только старую Москву начали переселять на окраины – в Чертаново и Отрадное. Интеллектуалы лишились возможности ежедневно встречаться и рождать в спорах истину.

Тут как раз подоспела перестройка, и столичная общественная мысль нашла пристанище на страницах свободных СМИ. Но вскоре с перестройкой завязали, и общественная мысль перекочевала из СМИ в социальные сети. То есть сегодня за пределами интернета общественной мысли нет.

•

Раздражает культ Мамонова, трепетное отношение к нему – как к современному святому. А он всего лишь опытный шоумен, который вычислил общественные потребности и ловко притворяется юродивым, чем вызывает вокруг себя ажиотаж. Хорош юродивый – и в кино снимается, и в театре играет.

Для меня, который тесно общался и прожил определенный отрезок жизни с настоящими юродивыми типа Анатолия Тимофеевича Зверева, Виктора Сергеевича Романова-Михайлова, да того же Василия Яковлевича Ситникова, еще многих других искренних и колоритных шестидесятников не от мира сего, на их фоне фигура Мамонова просто смешна.

Зверев и Романов-Михайлов ни в каких кино не снимались. Они просто совершали ежедневный подвиг юродства. От них люди уходили преображенными, приобщенными к иной, запредельной реальности.

Вообще может ли теоретически появиться юродивый в обществе потребления? Может, но только если он юродивый от гламура. Не так давно показывали серию сюжетов про повседневную жизнь стилиста Сергея Зверева (в том, что он однофамилец шестидесятника Зверева даже есть какой-то тайный смысл). Вот его можно по праву назвать современным юродивым от гламура. Впечатляющие сюжеты. Каждый – отдельная песня. Смотрелось с огромным интересом, потому что все абсолютно искренне и на одном дыхании. Герой настолько погружен в гламурную реальность, что не имеет ни малейшего понятия о том, что такое жизнь вне гламура.

Успех сюжетов про Зверева не давал покоя Ксении Собчак, и она решила повторить его опыт. Сняли «Блондинку в шоколаде». Оглушительный провал. Потому что девушка поставила цель – переиграть Зверева. А такую степень отрешенности от реальности и уход в иное измерение невозможно сымитировать.

•

По большому счету русская общественная мысль сводится к двум прямо противоположным точкам зрения.

1. Русский народ должен жить «достойно» – не хуже чем на Западе.

2. Русский народ должен жить хуже всех, постоянно страдать, терпеть лишения и в результате попасть в царство небесное. И задача коммунистического режима со всеми его репрессивными механизмами как раз и состояла в поддержании России в состоянии перманентных страданий и лишений.

Помню, когда в начале перестройки я впервые попал в Париж, то эмигранты меня настойчиво пытали, насколько реформы Горбачева необратимы. Я их уверял, что в любом случае социализм накрылся медным тазом. В ответ представители первой эмиграции тяжело вздыхали: «А с ним и Россия».

Представители второй и третьей эмиграции наоборот – говорили, что наконец-то у России появился шанс зажить как все люди, по-человечески. Хотя и среди них попадались те, кто считал, что материальное благополучие для России означает автоматическую потерю самобытности, богоносности, избранности.

Сегодня в Москве я уже практически не встречаю тех, кто придерживается второй точки зрения.

Никакой экологии духа давно нет. Если бы она была, количество живых гениев оставалось бы постоянным. А они продолжают стремительно покидать нас, оставляя вместо преемников зияющие высоты общества потребления.

•

Илья Кормильцев как личность и мыслитель был безгранично шире того, что он успел сделать. Предметом своего исследования он с самого начала выбрал свободу. Он сам был ее органичной, неотъемлемой частью, и поэтому знал ее снаружи и изнутри настолько досконально, что ему было скучно и даже стыдно рассказывать обо всех нюансах и подробностях самого себя. Не удивительно, что он успел сказать гораздо меньше, чем знал.

Собственно, вся окружающая реальность интересовала его исключительно с точки зрения своего соответствия свободе. Несвободных людей для него просто не существовало. Зато в свободных он беззаветно влюблялся и делал все, чтобы их поддержать – подчас за счет собственного «литературного наследия», которое он, как всякий русский фаталист, откладывал до лучших времен, но у него, к сожалению, не хватило времени. Классический русский вариант.

Свободу он воспринимал только в чистом, дистиллированном виде, считая, что любые первичные национальные признаки опасны тем, что могут направить неискушенных по ложному следу. Зато он навечно остался святым и надменным, счастливо миновав бесчисленные крючки с наживкой, которые подстерегают каждого на каждом шагу. Неспроста он до последнего вздоха оставался стопроцентным, рафинированным англоманом и умер там, где любил находиться.

Илья Кормильцев лучше всех на свете понимал, что современная цивилизация собственными руками загнала себя в ад, который он, будучи упертым оптимистом и демиургом, вопреки всем тенденциям пытался переоборудовать в более комфортное место для своих единомышленников и по возможности гуманное чистилище для заблудших душ. Он ни секунды не сомневался, что свобода первична и неизбежна, и свободными рано или поздно станут все.

•

Насколько этично сейчас строить какие-то планы? Не будут ли любые проявления «веры в будущее» выглядеть как нелепая и неуместная самонадеянность? Но ведь наше поколение воспитано на убежденности, что жить сегодняшним днем – верх мещанства и вообще дурной тон. К тому же меня недавно упрекнули, что я не откладываю деньги на черный день. Я усмехнулся, сказав, что если бы было что, то непременно бы откладывал. На что мне не терпящим возражения тоном заметили, что откладывать надо в любом случае – даже если вообще нечего откладывать.

•

То, что в России вопрос о свободе – один из самых острых, актуальных и животрепещущих, свидетельствует о том, что мы пока не потеряли человеческий облик. В цивилизованных странах (особенно в Японии – только что посмотрел «Вавилон») вопрос о свободе давно не стоит. Там все «заняты делом», то есть бесповоротно одичали.

Чтобы какая-то страна (например, Россия) «возродилась» в духовном понимании, необходим властитель дум, харизматический лидер, чьи идеи отзовутся в сердцах миллионов и за которым устремятся все как один. До появления конкретного человека, который предложит и внятно сформулирует платформу для «возрождения», никто даже пальцем не пошевелит – в лучшем случае все так и будут продолжать невпопад философствовать – каждый о своем, создавая интеллектуальную какофонию.

Однако в современном контексте появление такого лидера (или некой группы «вождей») в принципе невозможно и исключено. Если такого шибко «духовного» товарища будут навязывать сверху – от имени власти, то его тут же начнут саботировать интеллектуалы. Да и не в меру поумневшие народные массы тоже не слишком доверяют «засланным казачкам». Представляю, какие помои польются со всех сторон на того, кого президент в один прекрасный день объявит «самым духовным человеком России».

Если даже у нас (вдруг откуда ни возьмись) воцарится полная демократия и стопроцентная политическая конкуренция, то тем более никому и ни при каких обстоятельствах не позволят вырваться вперед. Против потенциальных лидеров тут же начнут заключать временные союзы, чтобы заблокировать любые попытки завладеть вниманием масс.

В такой постмодернистской ситуации ни о каком «возрождении» не может быть и речи. А другого социально-экономического контекста в России уже не будет.

•

В каждом гениальном произведении обязательно присутствует аристократическое начало. «Русское народное блатное хороводное» может выглядеть талантливо и затейливо, но стать гениальным ему не дано. Примеров сколько угодно. Тот же, например, Высоцкий, которого многие ошибочно считают гением (как и его «современного варианта» Мамонова), так и не вышел за рамки идеолога простонародья, всегда оставался тем, о ком и для кого сочинял.

Граница проходит где-то по Пушкину. Более чем простоватый автор. Но в нем присутствует именно тот самый минимум аристократизма, после которого у «маститого и даровитого» появляется шанс перейти в категорию гениального. Причем тема не имеет абсолютно никакого значения. Некрасов писал исключительно о колхозниках, но с каким аристократизмом.