Участь интеллектуала в России трагична. Приходится воевать на три фронта. С властью. С народом. И друг с другом. Из всех трех противников самый сильный – народ. И те, кто его побеждают, навечно остаются в истории.

•

В рецензиях на «Тихий Дон» преобладает смакование «неточностей». Старая совковая привычка. Мол, на самом деле было так, а в фильме по-другому. Значит кино неправильное.

Да какая разница для искусства кино, как было в жизни. Чай не пособие по этнографии снимали.

Даже продвинутая публика до сих пор не избавилась от чисто обывательской болезни – поиска в любой экранизации исторических и прочих «несоответствий».

Кино смотреть или интересно – так, что не оторвешься, или невыносимо, а ходит там баба в платке или без, вообще никого не должно волновать. Характерный пример. Когда вышел на экраны «Доктор Живаго» с Омаром Шарифом, все называли фильм гениальным. Я считаю, что он таким и был. И ни у кого не возник вопрос, почему дом в Варыкине построен в виде православной церкви. Смотрели на одном дыхании, как откровение. К сожалению, нет ни одного гениального фильма, который бы со временем не устаревал. Такова уж неотъемлемая особенность киноискусства. Поэтому следующие поколения зрителей обречены на то, чтобы воспринимать любой фильм с точки зрения своих ценностей, то есть критически. Но всему есть предел. Мне смешно, когда сегодняшние «критики» после отечественной постсовковой баланды с Меньшиковым наперебой бросились разбирать работу Дэвида Лина с точки зрения чернил, которые не замерзли в нетопленном доме при сибирской зиме. Да сначала утрите сопли и научитесь снимать, как Дэвид Лин.

«Тихий Дон», который нам показывают, путь даже он был бы безупречен с точки зрения этнографии, все равно смотреть было бы выше человеческих сил. Никакая даже самая безупречная «этнографическая достоверность» его бы не спасла.

Утешает одно. Что у молодежи после его просмотра никогда в жизни не возникнет желание взять в руки занудный и утративший сегодня всякий смысл шолоховский (или чей-то там еще, потому что автора несмотря ни на какие ухищрения коммунистов установить так и не удалось) роман.

В связи с показом «Тихого Дона» вспомнил о том, что до сих пор остается для меня загадкой. Просматривая все, что пишется о Шолохове начиная с перестройки, я почему-то ни разу не встретил упоминания об одном весьма важном факте из его биографии, о котором я знаю абсолютно точно – причем непосредственно из первоисточника.

Собственно загадка в том, что никто почему-то не написал об истории появления рассказа «Судьба человека». Между тем я оказался в эпицентре эпизода, происходившего в 1956 году. Мне было девять лет. Отец тогда работал в газете «Правда» вместе с редактором и куратором Шолохова Юрием Борисовичем Лукиным. Поэтому все разговоры и события происходили на моих глазах.

К 1956 году Шолохов, почувствовав направление ветра перемен, наконец закончил «Поднятую целину» и, как заранее уславливались, дал почитать Хрущеву. Роман (а точнее, эпопея) заканчивался арестом Давыдова как врага народа, потом шла подробная история его пребывании в сталинских лагерях (позднее, после появления «Архипелага», читавшие рукопись говорили, что по эпической мощи написанное нисколько не уступало Солженицыну). Само собой, начинается война. Заключенный Давыдов просит, чтобы его отправили в штрафбат, на фронт. Его просьбу удовлетворяют. Там он попадает в плен, возвращается, его снова сажают и после смерти Сталина он выходит абсолютно одиноким и сломленным и находит счастье, усыновив беспризорного мальчонку.

Затем события разворачиваются так. Прочитав рукопись, Хрущев впадает в истерику. Да, он только что разоблачил культ личности, но так далеко идти не готов. Тем более, что первый антисталинский роман выходит из-под пера самого главного писателя. Получается, что придется вообще сжечь мосты в прошлое. Как воспримет такой резкий поворот народ? К тому же после секретного доклада у него и так появилось много врагов, а среди интеллигенции вообще началось брожение умов. Да и дурной пример заразителен. Глядишь – все бросятся писать на опасную и щекотливую тему. Словом, для явления народу Солженицына время еще не пришло.

Хрущев вызывает Шолохова в Москву. Тот едет с уверенностью, что Первый секретарь поздравит его с удачной эпопеей, полностью вписывающейся в линию партии на ликвидацию последствий культа личности. Однако Хрущев начинает его убеждать, что для появления его романа сейчас не слишком благоприятная политическая ситуация и т. д. Что оставалось писателю номер один? Только смириться. За дело взялся редактор шолоховских произведений Юрий Борисович Лукин. Он предложил такой выход из положения: а) немедленно выпустить конец романа в виде повести, б) с двадцатипятитысячником Давыдовым расправиться руками врагов коллективизации и тем самым поставить в «Поднятой целине» последнюю точку, в) часть романа, посвященную пребыванию главного героя в сталинских лагерях передать на хранение в специально предназначенное для таких рукописей место.

Со слов очевидцев я знаю, что Шолохов был просто раздавлен. Он ушел в долгий запой, из которого писатель так толком и не вышел до конца своих дней.

В итоге в конце 1956 года выходит «Судьба человека». Как уверяли комментаторы, «написанная за несколько дней». Хрущев ждет второй книги «Поднятой целины», но тут Шолохов решил покапризничать и показать, что он обиделся. Он вообще перестает что бы то ни было делать. Просто целый год пьет. В конце концов Лукин его убеждает, что пора «завершать» «Поднятую целину», а то народ недоумевает, почему так долго молчит великий писатель земли русской. Срочно собирают бригаду литературных негров, которой поручается довести дело до конца. В результате в 1959 году появляется «вторая книга» «Поднятой целины» – в том виде, в каком ее «проходили» в школах.

Чтобы утешить спивающегося писателя и вывести его из упаднического состояния, в 1959 году Хрущев по дороге из Крыма, где он отдыхал всей семьей, заезжает в Вешенскую – в гости к Шолохову. Его встречают как бога. Первый секретарь поздравляет его с окончанием многолетней работы и, отложив все дела, задерживается в его доме на целых три дня, которые прошли в лихом казацком застолье. В перерывах они совершили прогулку на катере по Тихому Дону, и Хрущев не уставал благодарить писателя за то, что тот для пользы общего дела согласился наступить на горло собственной песне.

Так что если бы Шолохову удалось в 1956 году издать свой роман, Александру Исаевичу не посчастливилось бы испить до дна всю чашу обрушившейся на него славы. Лавры первопроходца антисталинской темы достались бы Михаилу Александровичу.

Мой национализм, или К вопросу об обустройстве русского космоса

Каждый, кто говорит и думает по-русски, объявляется русским во веки веков.

Запрещается любое выяснение, кто какой «национальности» был до того.

Территории, на которых не меньше 70% населения говорит и думает по-русски, объявляются территорией России и аннексируются во веки веков.

Территории, на которых от 50 до 70% населения говорят и думают по-русски, объявляются территориями, входящими в сферу влияния России. Со всеми вытекающими последствиями.

Русские получают неограниченные преференции во всех сферах жизнедеятельности.

Органы власти России всеми имеющимися в их распоряжении силами и средствами в первую очередь защищают интересы русских.

Русской литературой объявляются любые художественно ценные и общественно значимые тексты, написанные на русском языке. Всякий, кто пытается усомниться в их принадлежности к русской литературе, подвергается уголовному наказанию.