Как известно, великий авангардист Толстый – гений вивризма и вообще актуального искусства совершил непревзойденную акцию – похоронил сам себя при жизни. Его перформанс по захоронению самого себя вошел во все учебники, справочники и пособия. Отправляясь в эмиграцию из СССР и получив билет на самолет до Парижа, он пришел на Новодевичье кладбище и слегка подкорректировал мемориальную плиту своей мамы и предшествующих родственников. Увековечил свое имя, дату рождения и через черточку – дату отъезда из Москвы. Типа он умер для одной жизни и отправился в небытие следующей. Потрясающий поступок истинного Художника. На фотографии – снимок мемориальной доски с перечнем фамилий. Наталья Евгеньевна Котлярова – мама Толстого. К сожалению, дату «смерти», то есть отъезда Владимира Соломоновича Котлярова (Толстого) в эмиграцию кто-то удалил. Но все и без того понятно.

Побывав на Новодевичьем вместе с великим знатоком московских кладбищ и захоронений Юрой Рябининым, открыл для себя еще одну уникальную достопримечательность. Кладбищенскую скамейку Сталина.

В свое время, я помню, что был на Новодевичьем огромный участок Сталиных-Аллилуевых. Он был огорожен цепью на столбиках. Цепь сейчас убрали, а столбики остались. И каждый может убедиться в первоначальных размерах участка.

Практически напротив могилы есть отдельный вход на кладбище, он сейчас замурован. К нему подвозили вождя, когда он в памятные дни посещал могилу супруги и ее и своих родственников. На участке стояла и до сих пор стоит гранитная скамейка, на которой вождь сидел, переосмысливая былое и осмысливая настоящее. Потом, когда кладбище открыли для всех кому не лень и вообще для широких народных масс, участок в процессе хрущевской десталинизации значительно урезали. Более того, по его середине проложили дорожку, оградительные цепи сняли и между скамейкой и могилой посадили аж два ряда декоративного кустарника. И теперь скамейка оказалась скрытой от посторонних глаз.

Тем не менее Юра мне ее показал. И я с удовольствием на ней посидел. И мы вдвоем посидели и даже устроили небольшой поминальный пикничек. Конечно, место скамейки – в Музее подарков Сталину, потом его назвали Музеем Революции. Не знаю, как он сейчас называется, но в фойе висит картина моего дяди – Василия Васильевича Журавлева с изображением пионера-горниста. Не знаю, висит ли полотно до сих пор. До недавнего времени красногалстучный горнист встречал посетителей. Надо бы коммунистической общественности подсуетиться и переместить уникальную скамейку с Новодевичьего в какое-нибудь ритуальное коммунистическое пространство. Думаю, что никто бы не возражал. Да хотя бы поставить ее перед могилой Иосифа Виссарионовича за Мавзолеем с соответствующей табличкой с пояснениями. А то она как-то тоскливо-одиноко стоит и явно скучает.

Мне кажется, что невозможно обойти молчанием такое явление как Павленский. Как ни крути человек, называющий себя художником, поджег один из ведущих банков Евросоюза.

Что хотелось бы отметить. Прежде всего – огромный респект Павленскому за мужество, дерзость, отвагу, решимость, смелость, пассионарность, а главное – готовность к самопожертвованию и так далее.

Что настораживает. Проблема чисто искусствоведческая. По каким критериям оценивать.

Лично я осмелюсь предположить, что предельно ограниченный диапазон выразительных средств, инфантильность, незатейливость, однообразие и цикличность акций Павленского вполне вписывается в параметры наивного искусства.

Если учесть, что сам автор немного не в себе, то его творчество можно считать идеальным образцом такого актуального направления, как арт-брют.

Иными словами, отечественное наивное искусство отныне обогатилось концептуально-актуальным наполнением.

Попутно обращаюсь к специалистам по наиву и арт-брюту и в первую очередь к госпожам Еленам – Бобрусовой и Гущиной – с советом включить творчество Павленского в концепцию их научной работы и вообще в ауру их галереи. Уверяю, что они не пожалеют.

Но есть другая, более драматическая сторона проблемы. Речь идет о пределах акционизма. И тут Павленский пока опередил всех. Если вспоминать о такой точке отсчета как Бренер, то напрашивается вывод, что стремление рисковать идет по нарастающей.

И тут начинается главное в современном искусстве.

До какой черты дойдет азарт соревновательного экстаза и каких пределов все достигнет.

И тут самое время поразмыслить.

Смотрите. Павленский – несмотря на весь инфантилизм своего творчества – подвел четкую черту под возможностями и амбициями современного художника и вообще дерзостью поползновений.
Дальше – некуда. Дальше – бесконечный тупик тиражирования и плагиата и бесконечные повторы.

Напрашивается вопрос – что дальше.

То есть Павленский своим «наивом» открыл портал в дальнейший беспредел. Поскольку – согласитесь – дальше-то некуда. Реально некуда. Дальше – будет все скучнее.

И отныне остается только – лишение жизни. Не своей – такое уже было в истории искусства, как было лишение жизни разных там представителей фауны. Нет, если кто-то захочет превзойти Павленского, то он будет обязан переступить заветную черту, которая отделяет ад от относительной безгрешности. И реально лишить кого-то жизни. Возможно, через террористический акт. Гулять так гулять.

Я молюсь, чтобы представители современного искусства даже в мыслях не держали такого рода сатанинских замыслов.

Но все же, согласитесь, вызывает беспокойство тот факт, что мы стоим перед чертой, которая отделяет нас от признания теракта неподсудной художественной акцией.

Всем спокойных снов. И да избавит вас Господь от дурных мыслей.