Мне с раннего детства больше по душе не само «мероприятие», а продолжение банкета. Видимо, меня так приучил отец. Он часто брал меня на разные многочисленные «премьеры». Я сидел, смотрел и с нетерпением ждал окончания. Потому что знал, что как только закончится «официальная часть», так сразу и начнется самое главное – «непринужденная атмосфера». Взрослые расслабятся, будут выпивать, общаться, говорить умные и остроумные вещи, веселиться, кадриться.

До сих пор хожу на разные «вернисажи» исключительно с мыслью потусоваться, пообщаться и пофлиртовать. Ради той самой «непринужденной атмосферы», которая возвращает меня в счастливое и беззаботное детство.

Ну сами посудите, чем меня (меня, который, блин, видел все и даже больше, чем все) можно удивить – кроме роскоши человеческого общения.

Трудно представить, что процесс над Володей Осиповым санкционирован Сурковым. Ну не до такой же маразматическо-дурдомовской бездны падения деградировал Кремль.

Хотя кто знает. У российского чиновника даже волос не выпадет без указания сверху.

Сижу и мучаюсь от собственного бессилия. Володя – один из поистине святых людей, с которыми меня свела судьба. Он – из команды первых, реальных русских романтиков – диссидентов-шестидесятников, которых принято ассоциировать с именем Володи Буковского.

В те давние, вполне либеральные времена хрущевской, кстати, «оттепели» Володю Осипова буквально ни за что упекли Бог знает на сколько лет в лагеря. Сначала на шесть, а вскоре еще на восемь. Ни за что.

Володя Осипов – дитя площади Маяковского. Прочтите книги Людмилы Политковской «Мы – предчувствие, предтеча» и Рубины Арутюнян «Моя Маяковка». Обе есть в интернете. И в той, и в другой есть рассказ о позорном процессе.

По одному делу с Володей Осиповым проходил вообще абсолютно святой человек, инвалид детства, метр ростом, приобщенный к Иным Мирам «безумец», как бы сейчас сказали, «контактер», а на самом деле реальный пророк и поэт-метафизик величайшей глубины и гениальности Илья Бакштейн.

Скорее всего, подоплека их посадки выглядела так.

После прихода к власти Хрущев в рамках десталинизации резко урезал права органов. Началась так называемая оттепель. Войдя во вкус «свободы», либеральная общественность, особенно с началом всемирного фестиваля молодежи 1957 года, организовала (в числе прочих начинаний) стихийные чтения стихов возле памятника Маяковскому.

На площади собирались толпы людей. Первое время звучали стихи «модных» в то время Евтушенко-Вознесенского и иже с ними. Постепенно, по мере истощения репертуара, перешли на официально, но мало печатаемых Блока-Есенина. Затем на малоизвестных для нового поколения советских поэтов 30-х – 40-х годов типа Кедрина-Уткина-Когана. После них в ход пошли Пастернак-Мандельштам-Цветаева.

Как известно, аппетит приходит во время еды. Уровень «крамольности» читаемого возрастал не по дням, а по часам.

Нетрудно догадаться, что опальные и попавшие в немилость «органы» насторожились, почувствовав, что их час пробил.

Собственно, чекисты применили точно такую же схему, которую в 1962-м повторили в Манеже во время знаменитого «кровоизлияния в МОСХ».

«Органы» забросали Хрущева докладными записками. Мол, ситуация на Маяковке выходит из-под контроля. Горстка поэтов угрожает национальной безопасности.

В результате подковерных интриг между либералами и силовиками в «руководстве» был найден компромисс. Силовикам в порядке профилактики разрешили проглотить парочку жертв.

По прихоти злого рока агнцами стали Володя Осипов и Илюша Бакштейн. Типа один еврей, один русский . Чтобы никому не было обидно.

Упекли обоих надолго и по полной программе. Напоминаю, что дело происходило в 60-е годы.

Судьба Бакштейна хорошо известна. Он умер в Израиле, чуть ли не причисленным к лику местных национальных святых.

Судьба Володи Осипова была диаметрально противоположной.

В неволе Володя Осипов – реальный русский мученик, пострадавший реально ни за что – в результате духовных поисков проникся «русской идеей». Выйдя на свободу, издавал вошедший в историю отечественной общественной мысли журнал «Вече». Стал настоящим русским интеллектуалом – гордостью нации.

Я неплохо знаком с мыслями и идеями Володи Осипова. И не нашел в них ни одной, которая бы по «экстремизму» превосходила высказывания официально издающихся сегодня в России, как их принято называть, «представителей русской религиозной общественной мысли» – от Бердяева до Ильина. Кстати, на их могилы кто-то из президентов не так давно возлагал цветы.

Типа что можно мертвым, то нельзя живым.

Повторяю, я не думаю, что мерзопакостная и подлая затея исходит аж из Кремля. Где Сурков, а где Осипов.

Один в Кремле, а другой тихо-мирно живет в Александрове, который ему определили в качестве места поселения еще в конце 60-х – так и не разрешив прописаться в Москве. Ну не сволочи.

Но все же, все же, все же, все же…

Вопросы остаются.

Мой совет власти.

Я бы на вашем месте все же поумерил активность своих холуев, которые в данном случае для вас – опаснее самых страшных ваших врагов. Не лучше ли покаяться перед настоящими святыми молитвенниками за Отечество вроде Володи Осипова.

Впрочем, откуда вам, дорвавшимся до кормушки ворам в законе, знать такие слова, как «молитвенник», да еще за какое-то там «Отечество».

В США мучительно пытаются сделать первые робкие шаги к построению Общества Будущего.

Да здравствует свобода от пола. Никаких, блин, «отцов» и «матерей». Долой основной институт зомбирования личности – семью.

Как и многие мои единомышленники, сформировавшиеся при советской власти (большинство из них ушли от нас, так и не дождавшись воплощения своей мечты о Свободе), я с особой настороженностью отношусь к слову «мать».

Так уж получилось в результате совкового воспитания.

Мой больше чем друг и гениальный поэт Мишка Каплан однажды после выхода из дурки, куда его упекла по просьбе КГБ родная мамаша, старая большевичка, произнес тост:

– Давайте выпьем за наших матерей, которые не испытывают ни капли сожаления или угрызений совести, сдавая своих сыновей в дурдом, тюрьму или в армию.

Его тост был «растиражирован» на тысячах наших андеграундных застолий.

Мать при советской власти выполняла роль основного пособника государства.

Отец большей частью пытался прийти на помощь ребенку, но мать всякий раз грозилась заявить в парторганизацию. В результате отцу ничего не оставалось, как ограничиться пассивным сочувствием к ребенку.

Давно настала пора покончить с таким пережитком прошлого, как «мать» и «отец». От разделения и противостояния по половому признаку внутри семьи кроме говна, неразберихи и детских комплексов ничего не получается.

Слава Богу, что нашлось государство, которое сняло хотя бы первый барьер на пути к Освобождению ребенка, личности от диктата «семьи».

Но настала пора идти дальше.

Я думаю, что по-настоящему в историю войдет тот прогрессивно мыслящий интеллектуал, который придумает альтернативный и более адекватно соответствующий современной ситуации синоним слова «человек».

С моей точки зрения, в XXI веке называться человеком – стыдно, отстойно и пошло.

Поезд «человека» давно ушел – как безнадежно ушел поезд «матерей» и «отцов».

Противоречия внутри семьи по половому признаку – начало начал, изначальный толчок, точка отсчета по превращению ребенка в раба и вконец закомплексованного зомби.

«Человек – это звучит горько», – заметил мой друг Вагрич Бахчанян.

Услышав его слова еще в начале 70-х, я понял, что пробил час – пришла пора переименовать человека в кого-то еще. Но в кого?

К счастью, самые продвинутые начинают понимать, что интеллектуалам давно пора «отделить» себя от биомассы. Потому что биомасса упорно продолжают считать себя за «людей». Ну да Господь с ними, пусть считают. Оставим им право на давно набившее оскомину определение – «человек».

Тогда дайте нам, лучшим из лучших, право называть себя как-то иначе, чем «люди», «человеки».

Если быдло – «люди», то мы, конечно, автоматически уже не люди, а что-то другое – иное, более высшее.

Поэтому нельзя останавливаться на отмене понятий «мать» и «отец». Америка сделала всего лишь небольшой, крохотный, но такой важный, эпохальный и поистине революционный шаг к Освобождению от диктата мещанской морали и быдляческих условностей.

Долой понятие «человек».

Мы с тобой разной крови. Ты – быдло, но я же – не ты.

А кто?

Думайте, умники.