Мне повезло и посчастливилось прожить жизнь среди свободных людей. К сожалению, все они умерли, и сейчас я чувствую себя невероятно одиноким. Те Люди Свободы, которые сегодня изредка встречаются на моем жизненном пути, по причине своей штучности, разрозненности и как следствие – слабости не способны создать атмосферу свободы и подарить мне ощущение, что я нахожусь среди единомышленников.
Видимо, мои последние полноценные единомышленники исчезли вместе с андеграундной московской богемой 60-х – 70-х. Без пребывания среди единомышленников человек не может чувствовать себя абсолютно свободным.
Мои единомышленники – Люди Свободы. Среди остальных попадаются вполне симпатичные люди, но они уже успели научиться жить в клетке, привыкнуть к неволе, поэтому среди них я не чувствую себя комфортно. Не могу расслабиться и получать удовольствие, к которому привык с детства.
Сколько себя помню, всегда тянулся к свободным людям – пусть даже намного старше себя. Господь с самого рождения даровал мне талант находить Людей Свободы, делать их своими друзьями и учиться у них. Благодаря богемному братству я узнал, что такое свобода, вкусил ее плодов и теперь мучительно переживаю их отсутствие.
Был бы я «нормальный» – принимал бы мир таким, какой он есть, и был бы в миллион раз счастливее. Страдание для меня заключается в переживании недостатка свободы. Точнее – в отсутствии вокруг меня достаточного количества свободных людей, их критической массы, без которой свобода не может стать актуальной, кинетической и вынуждена теплиться в потенциальном, непроявленном состоянии.
Интеллектуалы, склонные к богоискательству, часто спорят на тему этичности и целесообразности личного спасения. Мол, мне не нужен индивидуальный рай, в котором не будет милых друзей и единомышленников. Точно так же и состояние свободы. Зачем кайф, который я не могу разделить с теми, кто его достоин. Поэтому никогда не любил получать удовольствие в одиночестве. Только в бесконечных застольях, о которых мечтал Пиросмани. Да и в любовных усладах мне по большому счету быстро наскучивало оставаться наедине с партнершей – пусть даже самой возлюбленной, и я быстро понял, что оргию не в силах заменить ничто.
Я провел жизнь на пирах единомышленников, потому что видел в них прообраз рая, в котором мечтал бы обосноваться после смерти. При всем своем индивидуализме и эгоцентризме я – упертый метафизический коллективист. Свободой можно наслаждаться только среди себе подобных.
Мне повезло надолго зависнуть в московском андеграунде. Сегодняшнее поколение Людей Свободы ловит кайф в модных клубах, на Маршах несогласных или в групповом сексе.
В любом случае у свободы есть один недостаток – она не безгранична. Максимум – круг единомышленников. Ты с друзьями отправляешься клеить антисоветские листовки или читаешь крамольные стихи у памятника Маяковскому. За границами вашего сообщества начинается царство тупого, бессловесного и загнанного в стойла быдла.
За 62 года я всего три раза приобщился к тому, что с большой натяжкой можно назвать ликующей толпой свободных людей, заполнившей улицы и площади – как в любимом 1917-м, с которого собственно и начинается Наше Все – хотя бы потому, что любое размышление о чем бы то ни было упирается в него.
Первый раз – в 1957 году на Московском фестивале молодежи и студентов. Мне тогда было всего десять лет, но меня ничто не могло остановить. Я как с цепи сорвался и плевал на запреты родителей не ночевать дома. К счастью, они тогда разводились и больше занимались выяснением отношений, чем моим воспитанием.
Второй и третий, естественно, в 1991-м, когда распропагандировали войска ГКЧП, и 1993-м – во время пожара ненавистного Белого дома.
Во всех трех случаях отделение зерен от плевел и генетическая самоидентификация людей происходили мгновенно – и даже еще быстрее. По Белому дому еще не начали стрелять, а уже было понятно, кто свободный человек, а кто раб и быдло.
Три раза за 62 года. Всего ничего. Как будто и не жил.
Конечно, можно еще вспомнить легендарный марш Людей Свободы от Манежной площади по Тверской 9 июня 1993 года. Получается четыре раза за 62 года.
Остается компенсировать отсутствие свободы, наблюдая, как в соседних государствах время от времени курочат опостылевшие парламенты, и радоваться чужому счастью.