Интересно, удалось ли хоть одному человеку дочитать до конца «Венерин волос» Шишкина? Я лично ни за что не поверю, если кто-нибудь ответит положительно. Причем не поверю даже самому автору, если он скажет, что перечитал написанное прежде чем отдавать в издательство.
Дело в том, что, придя в щенячий восторг от Пелевина, решил я прочитать все «модное». «День опричника» пока нигде не нашел, поэтому купил «Венерин волос». Взял с собой на праздники в Тверь. Там компьютера нет, поэтому лег на диван и приступил к чтению. Осилив за несколько приемов страниц сто, понял, что придется расписаться в собственном бессилии. Может, кто объяснит, что там такое зарыто кроме абсолютной, в дистиллированном виде, классической интеллектуальной графомании? Шишкин напомнил мне Сашу Соколова, который точно попал в свою «переломную» эпоху и поэтому, как многие его литературные современники, привлек внимание своей искренностью, помноженной на добротное «инакописание». Но поезд такой прозы безнадежно ушел, как канул в небытие сам жанр под названием поток сознания. Кому сейчас интересно чье-то там «сознание», а тем более поставленное на поток? Такие тексты можно писать километрами, световыми годами, и только от издателя зависит, каким объемом он ограничит автора. Читая, ловишь себя на мысли, что 99,9% текста написано именно ради объема, заполнения пространства, а не ради чего-то еще, в том числе и какой-то сверхзадачи. И всего 0,1% содержит некое литературное зерно. Ну и ограничился бы рассказом.
Меня совершенно не касается, какие тексты одни люди пишут, а другие издают. Меня безумно удивляет, что такая невыносимо, запредельно тоскливая и бескрылая дребедень оказывается «модным чтением». Почему? В результате включения какого зомбирующего механизма?
•
В шестидесятые годы литературные критики то и дело использовали выражение «сумеречное состояние души». В то время оно было любимым ярлыком, который навешивали практически на любой европейский роман. Сейчас его забыли и не употребляют. А напрасно. Потому что в последнее время я отчетливо вижу, как все вокруг, и живое, и неживое, погружается именно в сумеречное состояние. И если тогда «модное» выражение было явно притянуто за уши, то сегодня оно выглядело бы более чем уместно. Так что тогдашние литературные критики явно поторопились и опередили время.
•
Сегодня от реальности постоянно отваливаются огромные глыбы смысла. Происходит стремительное обессмысливание всего сущего. Остается все меньше того, что имеет значение, что важно для продолжения существования. Через два-три года ассортимент актуальных понятий будет сведен до самого минимального минимума за всю историю цивилизации. И тогда для всех, чья профессия – слово и мысль, наступят нелегкие времена. Тем для размышлений практически не останется. И их придется высасывать из пальца. Например, по примеру Гаргантюа писать толстые монографии на тему, чем эффективнее подтираться. Или что-то вроде того. И такие исследования будут вызывать широкий общественный интерес. Надо же мыслящим людям чем-то занимать мозги.
•
Я – неисправимый авангардист, потому что не вижу никакой возможности совместить прошлое и будущее в одном флаконе. Мне, например, кажутся надуманными и искусственными любые рассуждения о судьбе «памятников архитектуры». Они совершенно не вписываются в мироощущение продвинутого человека и не воспринимаются в сочетании с чем-то по-настоящему современным – небоскребами, многоуровневыми автострадами и т.д. Конечно, всякие там этнографические музеи-заповедники типа Суздаля не вызывают ничего кроме бесконечного умиления, но какой-нибудь деревянный «домик» с резными окнами, особняк с завитушками или старинная «церквушка», убого приютившиеся на фоне суперсовременного офисного центра, безумно раздражают своей неуместностью. Так и хочется их разобрать, чтобы перенести в более эстетически подходящий для них контекст.
В конце концов каждый должен выбрать, где он хочет жить – в городе или деревне. И если ему больше нравится сельский ландшафт, то пусть и перебирается поближе к коровам и свиньям, а не причитает о том, что где-то разрушили очередной обветшавший барак с мезонином, чтобы построить вместо него что-то более стильное.
Господи, как же я понимаю тех оголтелых большевиков, которые сразу же, как только победили, предлагали снести к чертовой матери до основания все, что напоминает о старой России, чтобы раз и навсегда исключить любую возможность какой бы то ни было «реставрации». Ведь так называемое «культурное наследие» коварно тем, что тяжелым грузом висит на каждом поколении, обременяя его бессмысленным комплексом вины перед предками и мешая двигаться вперед. Вот почему в России так ничего путного и не получилось.