Михаил Сморчевский, он же Бутерброд, он же Сэндвич, 36 лет, сво­бодный художник, живет между Чикаго и Москвой.

 С Михаилом Сморчевским обозреватель «М-Э» позна­комился в середине 80-х, когда по заданию одной солидной редакции писал репор­таж о знаменитых субботне-воскресных художественных ярмарках в Битцевском лесопарке сто­лицы. Любители искусства с благодарностью вспоминают те веселые сборища художников, не столько торговав­ших, сколько показывавших тол­пам любопытствующих зрителей свои буквально еще вчера «запрещенные» картины. В отличие от коллег, которые, как правило, «застолбляли» конкретное место, Михаил предпочитал ве­шать свои холсты на себя и рас­хаживать с ними вдоль парковой аллеи. Поскольку «товар» распо­лагался как на спине автора, так и на его груди, Михаил получил прозвище Бутерброд. В конце 80-х он эмигрировал в США.

–  Почему?

– Не поладил одновременно с властями и с товарищами по цеху.  Первым не нравилось со­держание моих работ, а вторые периодически «сдавали» меня первым, потому что я продавал свои картины по чисто символи­ческим ценам. Мне нравилось не зарабатывать деньги, а находить «своего» зрителя. Битцевское же «товарищество», поначалу сво­бодное и непокорное, в конце концов выродилось в примитив­ный совковый «колхозный рынок», подчиняющийся «своей» мафии и живущий по ее законам. Чуть сбавил цену – и ты изгой.

–  В Штатах ты счастлив?

– Во всяком случае могу поз­волить себе арендовать мастер­скую.

– Ты часто бываешь в Мос­кве?

– Я человек свободный. Где хочу, там и живу. Благо в Москве есть где.

Мы беседуем в московской квартире-мастерской Михаила Сморчевского, где вместе с ним проживает его тетушка – бого­мольная старушка, занимающая отдельную комнату с множест­вом икон. Вся остальная площадь – владения Михаила. Здесь пов­сюду натыкаешься на следы его неуемной фантазии в виде его «агрессивных», разящих наповал картин или остроумных инстал­ляций, основу для которых составляют обломки гипсовых скульптур из расположенной неподалеку мастерской одного из бывших «социалистических реалистов».

Однако поводом для нашей встречи послужила главная достопримечательность квартиры – сортир. Михаил превратил его в нечто среднее между Институ­том марксизма-ленинизма и ле­нинской комнатой. Стены отхо­жего места обиты всевозможны­ми переходящими и прочими знаменами. По полкам расставле­ны многочисленные Полные Собрания Сочинений классиков и основоположников, а также от­дельные тома их творений, включая уникальные прижизнен­ные издания Ленина, Сталина и целого легиона верных продол­жателей их дела – от Каганови­ча до Пельше. Сборники поста­новлений ЦК ВКП(б) соседству­ют со скульптурными изображениями нескольких поколений во­ждей работы выдающихся мастеров резца – Героев и лауре­атов (между прочим, одни «подлинники»!) В отдельных витри­нах красуются коллекции знач­ков соответствующей тематики, выпущенных с 20-х по 80-е годы, и вымпелы, выданные победителям бессчетных социа­листических соревнований. В углу высится что-то вроде пирамиды, уставленной пионерскими горна­ми и барабанами. Плакаты с ло­зунгами и призывами гармонич­но дополняют тоже «подлинни­ки», но уже живописные, запе­чатлевшие до боли знакомые лица. Возле стульчака на жур­нальном столике лежат массив­ные подшивки большевистских и коммунистических газет – от ленинской «Искры» до горбачев­ской «Правды». Завершает кол­лекцию ее главный экспонат – восседающий на стульчаке боль­шой дурацкий Буратино.

– Когда мы с тетушкой-захо­дим сюда, мы его снимаем, а потом сажаем снова. Он ведь вечный почетный гражданин Страны Дураков.

– Почему ты разместил свое собрание в столь пикантном месте?

– Туалет поглощает все че­ловеческие отходы, а коммунис­тическая утопия, на мой взгляд, воплотила в себе все заблужде­ния человечества за все тысяче­летия его существования.

 «Мегаполис-Экспресс» №38 от 27 сентября 1995 года