За прошедший год был свидетелем нескольких похожих случаев. Типа человек хватается за сердце и медленно оседает на пол. Впору вызывать неотложку. Тем не менее клиент, еле ворочая языком, уверяет пытающихся ему помочь окружающих, что с ним все в порядке, и вообще шли бы все куда подальше.
В XXI веке люди стали испытывать мучительный стыд за самих себя, когда им становится плохо в присутствии знакомых. Особенно тенденции подвержены представители креативных профессий и примыкающей к ним продвинутой части офисного планктона. Слух, что твой бессмертный организм дал сбой, ложится несмываемым пятном на твою репутацию rich and butiful. Ведь успешные люди не болеют. Гламур – синоним стопроцентного здоровья. Слечь, а тем более попасть в больницу сегодня означает выпасть из мейнстрима и угодить в безнадежные лузеры и маргиналы.
Блин, все прекрасно знаю и понимаю, и тем не менее иной раз по привычке удивляюсь, почему никто из моих многочисленных собутыльников ничем не болеет – несмотря на то, что все пьют как лошади. Невозможно же в самом деле при такой активной алкоголизации обладать богатырским здоровьем.
Не так давно на поминках по очередному ушедшему другу молодости встретил старого приятеля. Его лицо было сине-желтого цвета. Я по-дружески посоветовал ему проверить печень. В ответ он набросился на меня как дикий вепрь. Заорал, что никогда в жизни не чувствовал себя так прекрасно, и вообще типа не дождетесь. Я отвел в сторону нашего общего знакомого и сказал, что с лицом такого цвета живут максимум трое суток. Он объяснил, что даже если так оно и есть, кто же в гламурной тусовке признается, что у него цирроз. Лучше помереть, чем опозориться.
Я немного ошибся в анамнезе. Наш приятель преставился через пять дней. Причем общественное мнение настолько агрессивно, что поневоле поддаешься всеобщему психозу. Иногда звонят, куда-то приглашают. А у меня сахар под восемнадцать. Скачет, сволочь. Куда тут пить. Сидеть же и слушать всякую хуйню на трезвую голову мне в лом. Начинаю выдумывать, что много работы, некогда. Чтобы не дай Бог никто не догадался, что, как говорил персонаж арабской сказки, недугов и напастей вместилище плоть моя.
Между тем во времена моей молодости, где-то в 60-е – 70-е годы, плохо себя чувствовать и вообще болеть считалось своего рода пижонством и даже шиком. Если кто-то из богемного сообщества объявлял, что лежит и помирает, к нему на квартиру или в больницу устремлялись толпы друзей со всей Москвы – причем с бутылками и закуской. Вокруг постели героя дня начиналось удалое застолье. Все его жалели, а особенно старались угодить девушки. Во всяком случае отказать больному в любви расценивалось как предательство. Чем многие и пользовались.
Как-то летом 1972 года мы договорились с моим приятелем, известным московским ловеласом, сердцеедом и просто красавцем С.Б. встретиться у меня дома, тяпнуть, после чего ближе к вечеру поехать к кому-то на день рождения. Я сидел в окружении своих шести девчонок, мы выпивали и ждали С.Б. Он приехал и привез с собой еще аж двенадцать девчонок. Мы тогда любили ходить в окружении божественных вечно щебечущих созданий и состязались друг с другом, у кого многочисленнее свита.
Мы пображничали, посостязались перед подружками в остроте интеллекта и эрудиции, от пуза их угостили. Ближе к вечеру я заметил, что пора ехать. Мы всей гурьбой высыпали на улицу и стали считать, сколько такси нам придется ловить на такое количество человек. Неожиданно С.Б. схватился за сердце, присел на лавочку и закатил глаза. Я до сих пор так и не понял, то ли ему на самом деле поплохело, то ли он решил таким образом отмазаться от продолжения банкета. Неспроста мне тогда показалось, что С.Б. не горит особым желанием куда-то тащиться и вообще демонстрировать кому-либо своих наложниц. Тем более, что компания, куда мы намыливались, была лихая, многочисленная и состояла не из последних людей Москвы. Еще чего доброго отбили бы у С.Б. половину его гарема. Я был не таким жадным и всегда даже немного радовался, если кто-то из моих девчонок в кого-то влюблялась. Считал, что лишь бы ей было хорошо.
Мы окружили умирающего С.Б. и стали обсуждать, что делать. Естественно, я предложил вернуться домой и вызвать скорую. С.Б. зашептал, чтобы я не срывал из-за него своих планов и ехал, куда задумал, а в случае чего девчонки ему помогут. Я согласился, что если вокруг человека целая дюжина красавиц, то они в любом случае не позволят ему так легко отойти в мир иной, поэтому отдал одной из девушек С.Б. ключ и сказал, что если они захотят вызвать скорую, то пусть поднимаются ко мне, но чтобы обязательно оставили ключ под ковриком возле моей квартиры – иначе я не попаду домой.
После чего позвал своих девчонок идти ловить тачку. Тогда иногда попадались такси в форме катафалка с лишним сиденьем, куда вмешалось по семь и даже больше человек. Такие машины называли «сараями». Вот, думаю, хорошо, если удастся поймать «сарай», то как раз все в нем поместимся. Правда, напоследок я слегка намекнул девушкам С.Б., что для сопровождения его тела вполне хватило бы вдвое меньше потенциальных вдов, и предложил половине из них присоединиться к нам, чтобы продолжить праздничное путешествие по родному краю.
Естественно, все девушки С.Б. наотрез отказались покинуть своего кумира в трудную минуту. Более того, даже мои спутницы стали меня стыдить и упрекать за то, что я, находясь рядом с человеком, у которого сердечный приступ, вот так запросто готов куда-то ехать веселиться. Я попытался им объяснить, что сам мечтал бы умереть в таком волшебном окружении, но, увы, видимо, мое время еще не пришло.
Тут неожиданно для меня обнаружилось, что и мои девчонки оказывается настолько прониклись состраданием к несчастному С.Б., что наотрез отказались со мной ехать. Я был совсем не готов к такому повороту событий, поэтому призвал на помощь все свое красноречие и стал их уговаривать – мол, Юлечка, Светланочка, Танечка, Полиночка, миленькие, родненькие, посмотрите, вокруг С.Б. уже и без вас целых двенадцать медсестер, а если еще к ним присоединитесь и вы вшестером, то уже получится не милосердие и помощь, а сумасшедший дом, Кащенко.
Тем временем С.Б. по-прежнему лежал на скамейке и стонал, держа ладонь на сердце. Кончилось тем, что после долгих препирательств мои доводы подействовали на двух моих самых преданных подружек, с которыми я в конце концов сел в такси и укатил.
Как и следовало ожидать, с С.Б. все закончилось благополучно. Думаю, что он просто захотел устроить театр одного актера. В чем, кстати, вполне преуспел. На следующий день я даже не поинтересовался, что происходило после моего отъезда, потому что такие эпизоды в московской богеме шестидесятых случались ежесекундно, и на них никому не приходило в голову зацикливаться – ведь вся наша молодость была сплошным непрерывным представлением в ритме нон-стоп, где один эпизод мгновенно сменялся другим – причем без малейшего интервала, и в каждый следующий отрезок времени каждого из нас ждало нечто не менее неожиданное.