Сегодня понял, что мы живем в другом государстве. Все давно изменилось полностью. И кто посмеет мне возражать, пусть катится колбаской по Новой Спасской. Вообще довелось пережить одну из фантастических ночей моей жизни.

Думал, что меня забрали в ментовскую за распитие спиртных напитков в неположенном месте, а на самом деле вышел праздник жизни и искусства. Настоящий фестиваль культуры народов мира.

Начать с того, что ко мне подошли аж три милиционера и даже как-то нежно и деликатно попросили пройти в отделение. Я, конечно же, не мог им отказать. Мы пошли. По дороге полицейские (теперь я с полным основанием буду их так называть) интересовались культурой и искусством. Я охотно по мере возможностей отвечал на их вопросы. По дороге один полицейский спросил меня, чем отличается импрессионизм от постимпрессионизма. На что я не задумываясь ответил – мол, у вас есть дознаватели и оперативники. Ну вот как одни отличаются от других, так и импрессионизм отличается от постимпрессионизма. Потом, конечно, я им все объяснил – и про визуальные открытия импрессионистов, и про философские поиски постимпрессионистов. Но главное в том, что вот дальше начинается песня.

Мы подходим к отделению. На улице перед дверью расположился цыганский табор. Что-то зашкальное. Толпа цыган с детьми и так далее. Мы входим в отделение. В обезьяннике сидит такой же табор. Я в свое время жил в цыганских таборах и вообще некоторая часть моей жизни связана с цыганским кочевьем. Ну что мне оставалось делать? Я подхожу к обезьяннику и начинаю орать нашу цыганскую песню (на мотив «Ручеечек-ручеек»). «

– А чяери то чаери совнаку не чергер нори ромалэ лэ лэ тэ чава лэ лэ. Ай ромнори тэ ромнори, ай дженьери тэ дженьери ромалэ лэ лэ тэ чава лэ лэ.

Господи, что тут началось. Весь табор подхватывает.

– А ручечек-ручек брала я воду на чаек.

Блин, хоть святых выноси. Куда там сцена с «Невечерней» из «Живого трупа» с участием Смоктуновского и Баталова. Стены ментовской были готовы вот-вот обрушится. Полицейские как завороженные слушают и понимают, что они присутствуют при чем-то значимом и судьбоносном. Они все оцепенели. Реально их проняло. Тот, кто меня привел, спрашивает:

– Ты вообще кто? Если тебя цыгане слушаются. Я шучу. Говорю:

– Я – цыганский барон, с крыш гоняю ворон.

Спели мы хором классно. После чего пришел какой-то крутой начальник и говорит мне:

– Вы можете покинуть помещение?

Я немного пошутил. Говорю:

– Да я вообще-то у вас чувствую себя как дома. Вот руковожу вашей художественной самодеятельностью. С чего бы мне от вас уходить?

Понятно, что мне пришлось отправиться по ночной Москве в поисках дальнейших приключений.

Знаете, что меня потрясло больше всего? Что у меня никто не спросил никаких документов. Блин, ну никому из полицейских не пришло в голову поинтересоваться, кто я такой.

Если честно, ребята, то мы уже давно живем в другой стране.

Дальше начинается другая история. Выхожу из полиции. Продолжение следует. Почему я утверждаю, что пережил одну из судьбоносных ночей в моей жизни. Да потому что из полиции я направился в «Жан-Жак». А уж в какой компании я там очутился – вы все равно не поверите.