Оружие всегда считалось в первую очередь средством восстановления справедливости. Мировая гармония была основана на принципе У вас проблемы? Тогда мы идем к вам. И в целом справедливость торжествовала. Тех, кто использовал оружие во зло, неизбежно настигала расплата. Поэтому война была делом обычным и повседневным. В каждой точке, где возникали очаги зла, быстро появлялись носители добра и наводили порядок. Тем не менее зла с каждым годом становилось все больше. Но так уж устроена жизнь.

Естественный порядок вещей торжествовал до тех пор, пока мировая закулиса не изобрела отвратительную мерзость под названием ядерное оружие. И сразу вся гармония и справедливость полетели ко всем чертям. С тех пор такие категории, как добро и зло, в мировой политике потеряли смысл. Зло восторжествовало окончательно и бесповоротно.

Я к тому, что вопрос с беженцами при справедливом мироустройстве в идеале можно было бы решить в одночасье. Вы бежали от войн и несправедливости в поисках мирной и сытой жизни? Извините, у нас нет возможностей кормить ваши орды. Но вот вам хренова туча оружия – автоматы, пулеметы, гранатометы. Берите, сколько хотите, и отправляйтесь обратно. И с помощью оружия, которое мы вам дали, наводите порядок и восстанавливайте справедливость на ваших исконно-посконных территориях. Иные виды помощи мы считаем унизительными прежде всего для вас же самих.

По-моему, справедливее некуда.

Но, увы, все превратилось в абсурд и хаос.

За то, чтобы попугать, но не сделать инвалидом, заплатили три миллиона триста тысяч рублей. Я не ожидал, что расценки настолько высокие. В 90-е не торгуясь пришили бы за сто баксов.

В любом случае хотя бы появилась единица измерения, которую вполне можно назвать один кашин. На сегодня она равна трем миллионам тремстам тысячам рублей.

Теперь, когда возникнет вопрос о соотношении цены и качества человеческой жизни, можно спокойно обсуждать, во сколько кашиных обойдется выполнить заказ.
\Представляю, сидит компания пацанов, базарят:

– Предложили за него кашин, но я отказался. Не хочу мараться. За два я бы еще подумал. Ну как минимум за полтора.

А другой:

– Да твой ходячий кадавр – никто и звать его никак. Он и четверти кашина не стоит. Я три дня назад за два кашина одного клиента пришил за милую душу. Так тот хотя бы был директором банка.

Третий:

– Да я вчера за полкашина одного комерса разделал как бог черепаху. Живого места не осталось.

Зато появилась хоть какая-то определенность в расценках. Хотя, на мой взгляд, они неоправданно высокие. Обыватель пожалуется – мол, все дорожает. А специалист ему возразит словами девушки из Иваново:

– Просто за рубль стали давать более меньшее количество долларов.

•

Современная так называемая «аналитика» если и врубается в так называемый «контекст», то где-то процентов на 20. Но уж в подтекст она не врубается вообще – там абсолютно по нулям. Видимо, по причине генетической неспособности врубаться во что-либо.

•

Давайте введем в моду такую игру – типа русской рулетки. Вам на карточку поступает определенная сумма. И вы знаете, что у вас именно последние деньги. Больше вам ничего не перечислят никогда в жизни. И вы начинаете вынужденно их тратить. Потому что жить на что-то же надо. И вот вы говорите себе (учитывая, что больше денег не будет), что после того, как вы снимете последний рубль, вы кончаете жизнь самоубийством. Потому что дальше жить уже не на что. И не имеет смысла. И начинается соревнование – кто первый и кто последний потратит всю сумму и покончит с собой. Круто, жестоко, но справедливо. Потому что в современном мире человек без денег на карточке не имеет право на жизнь.

В России любые попустительства – в смысле послаблений – смертельно опасны для устойчивости режима. И в первую очередь, как показывает история, послабления по генеральной линии – государственного патриотизма. Как только в начале 20 века власть сделала ставку на черносотенные структуры, а значит – предоставила им свободу действий, все и рухнуло. Русский человек – широк, в максималистском кураже удержу не знает. Ему никакая политкорректность нипочем. И вот уже на Сахалине в верноподданическом угаре пытаются запретить Коран.

Мне кажется, что история повторяется в худшем варианте. Провокаторы включают дурака и сеют смуту. Перед революцией 1905 года гимназистов каждый день выстраивали в актовом зале и заставляли по несколько часов петь «Боже царя храни». До изнеможения и отвращения к самодержавию. Тогда-то и появилась поговорка «Услужливый дурак опаснее врага».

Однако те, кто устроили провокацию с Кораном, вовсе не дураки, а изощренные и поднаторевшие провокаторы. Почему в России все революции делаются сверху? Да потому что все политтехнологи рано или поздно начинают работать против своих работодателей. Им предоставляют свободу – и у них начинается головокружение от сознания собственной исключительности и вседозволенности. И как результат – в идеологических штабах появляется фронда, которая и доводит ситуацию до печального финала.

Беда Путина, что он как политик сформировался в слишком плебейском, грубом, примитивном, вульгарном политическом контексте (не его, конечно, вина – эпоха ему такая выпала), и поэтому не знает многих тонкостей и нюансов, связанных с включением механизма деструкции, изначально заложенного в любой властной вертикали. Сегодня он явно повелся на лесть услужливых дураков из своего окружения (хотя на самом деле они никакие не дураки, а вполне практичные ребята, которые себе на уме и понимают, с кого и сколько можно поиметь).

Сегодня вопрос стоит просто. Либо дать свободу всем, устроив гладиаторские бои всероссийского масштаба и отслеживая, чья возьмет. Либо всех загнать в клетки. Потому что предоставление особых преимуществ одной стороне чревато нарушением общественного равновесия. Те патриоты-государственники, которые возомнили, что им включен зеленый свет, начинают распоясываться и впадать в прелесть вседозволенности. Поэтому именно они, а не недоумки из лагеря оппозиции, и представляют собой самый настоящий динамит под задницей Кремля, а значит и под всем зданием российской государственности.

P.S. Хотя понятно, что с цитатами из Корана все тоже далеко не просто. Но сейчас не о них речь.