Зашедшего перекусить в за­бегаловку неподалеку от Мос­ковского планетария обозрева­теля «М-Э» удивило происходя­щее за одним из столиков. Трое мужчин сидели перед целой го­рой… обыкновенных сушек с маком, половина из которых была разломана. Судя по возбужден­ным лицам приятелей, а также по множеству разбросанных по столу денег (в основном тысяч­ных купюр), шло какое-то дово­льно азартное состязание.

Присмотревшись, обозрева­тель «М-Э» выяснил, что спор­щики поочередно зажимают суш­ки в кулаке и тут же энергично их разламывают. Затем, после ос­мотра «результатов», двое с до­садой «отстегивают» третьему по очередной «тысячной».

Заговорив с игроками, обоз­реватель «М-Э» выяснил, что один из них, назвавшийся жите­лем Казани Рафатом Симбердиевым, обладает уникапьным да­ром – способностью разламы­вать сушку ровно на три части (что, оказывается, теоретически невозможно) и вовсю использует свои недюжинные способнос­ти для зарабатывания денег. С собой он постоянно носит целый пакет сушек и, заходя в первое попавшееся питейное заведение, предлагает слегка подвыпившим посетителям пари – кто разло­мает хлебобулочное изделие с дыркой посредине на три части, тому – «штука». Соблазненные мизерными ставками граждане охотно идут на эксперимент. Поскольку сушки в их руках рас­калываются только на четыре части, а в крайне редких случаях – пополам, г-н Симбердиев внакладе не остается.

В заключение короткой бес­еды польщенный внима­нием обозревателя «М-Э» татар­ский умелец продемонстрировал, по его словам, свой «коронный» номер. Обхватив правой рукой верх толстого граненого стакана «старого» образца, из которого он только что пил, он мгновенно вдребезги раскрошил его, умуд­рившись остаться без единого пореза.

 «Мегаполис-Экспресс» №35 от 6 сентября 1995 года

Личный вернисажно-презентационный опыт научил обозревателя «М-Э» разде­лять пьянки, на которых он обречен перманентно присутствовать, по меньшей мере на две категории – те, что «по службе», и те, что «по душе». На первых я, как заправский раз­ведчик, вынужден держать ухо востро, поскольку как бы нахо­жусь «в стане противника». Вто­рые прелестны тем, что на них можно полностью расслабиться и безбоязненно напиться до пол­ожения риз – раз, дескать, ты свой среди своих.

Именно второй вариант за­столья гостеприимно распахнул двери перед автором этих строк 16 августа, в традиционный, ставший ежегодным день сбора всех некогда причастных к ра­боте радиостанции «Эхо Моск­вы» – на мой взгляд, по-насто­ящему народной, совершенно свободной от «профессиональ­ного» снобизма и исповедующей те же журналистские принципы, что и редакция «М-Э».

«Родственная душа» не пос­купилась на обилие еды и питья, хотя почему-то неоднократно предупредила, что «предстоит не более чем «разминка» – этакая скромная вечеринка для «своих», а основное сборище по случаю 5-летия популярной радиостан­ции состоится в начале сентяб­ря, и под это дело уже снят весь Дом кино, куда, как водится, приглашена чуть ли не вся ад­министрация президента», и так далее, и тому подобное.

Банкет «для узкого круга» проходил «не отходя от кассы» – то есть в буфете, расположен­ном на первом этаже одного из новоарбатских небоскребов, не­сколько этажей которого арен­дует «Эхо Москвы». Присутствие господ Сатарова, Батурина, Лив­шица, Гайдара и Юшенкова при­звано было утвердить тостующих и тестируемых в уверенности, что, во-первых, «Эхо Москвы» – надежный рупор «президентской команды», а во-вторых, что меж­ду правительством первопрес­тольного града и окружением г-на Ельцина никаких разногласий нет и в ближайшем будущем не предвидится.

Поскольку юбилей «Эха Мос­квы» навечно обречен совпадать с годовщиной путча-91, то и все празднество проходило соответственно – «под ностальгичес­кую сурдинку». Воспоминаниям не было конца. Как конспириро­вались, как вещали из подполья, к каким уловкам прибегали, что­бы усыпить бдительность. Поэт, лингвист, философ и обозрева­тель «Известий» Константин Кед­ров остроумно заметил, что жур­налисты «Эхо Москвы» вполне могут соперничать с великими гениями литературы, обогатив­шими русский язык новыми сло­вами. Достоевский придумал глагол «стушеваться». Хлебников ввел в обиход существительное «летчик». «Эхо Москвы» впервые употребило слово «переворотчик».

Вспоминали, как водится, и другие байки из репортерских будней. Вот, например, первые из записавшихся на диктофон.

Главный редактор «Эха» Сер­гей Корзун впервые выходит в эфир с объявлением о начале регулярного вещания. Репетируя и настраивая микрофон, он объ­являет, что первый, кто услышит позывные новой радиостанции и позвонит в студию, получит приз и его имя навечно будет внесено в списки почетных слушателей. Не успел г-н Корзун «отрепети­ровать», как загорается лампоч­ка телефонной связи. Г-н Кор­зун, думая, что это кто-то из «студийных», смело берет труб­ку и слышит: «Это – я!» Г-н Корзун удивляется и переспра­шивает: «Кто – я?» На что сле­дует ответ: «Я, ваш первый слу­шатель. Гоните приз!» Оказыва­ется, передатчики по чисто тех­нической накладке включились на несколько минут раньше, чем планировался выход в эфир.

Или вот. Идет закрытое за­седание Конституционного суда (того еще, зорькинского) по делу о «законности» КПСС. Журналис­тов категорически «не пущают». В перерыве из зала выходит много именитых товарищей, отвечающих на вопросы прессы однозначно – мол, никаких вопросов. И тут репортер «Эхо Москвы» Илья Птицын набирает номер по аппарату первой попавшейся секретарши и говорит оказавше­муся рядом г-ну Шахраю: «Сер­гей Михайлович, вас к телефо­ну!» Тот чисто автоматически берет трубку и… оказывается в прямом эфире «Эхо Москвы».

Или вот еще. Тот же Илья Птицын пошел как-то на очеред­ную «эпохально-судьбоносную» пресс-конференцию. Под вечер приходит в редакцию и говорит, что ничего представляющего для радиостанции интерес не гово­рилось. Вечером в программе «Сегодня» телевизионщики по­казывают крупным планом… спя­щего корреспондента «Эхо Мос­квы» Илью Птицына.

В целом суть разгуляя весь­ма точно определил кто-то из записных остряков, ехидно за­метивший, что «дикую духоту в зале организовали специально, чтобы девушки скорее разде­лись».

По наблюдению же вашего покорного слуги, жара и отсут­ствие свежего воздуха всего лишь спровоцировали банкетирующих «продолжить» в живой суете исторического Арбата, куда постепенно, прихватив оставав­шийся в изобилии «Абсолют» и бутерброды с черной икрой, и переместились участники юби­лейного торжества.

«Мегаполис-Экспресс» №34 от 30 августа 1995 года

Состав гостей, собравших­ся в Третьяковской гале­рее (на Крымском валу) на вернисаж, приуроченный к шестидесятилетию скульптора Юрия Чернова, как нельзя точно характеризовал личность винов­ника торжества. «Официальная» часть публики (бывшие и нынеш­ние чиновники Министерства культуры, секретари Союза ху­дожников, люди из правительст­ва и т. д.) свидетельствовала о высоких званиях юбиляра и его заслугах перед Отечеством – как-никак народный художник России, член-корреспондент Российской Академии художеств, секретарь Союза художников по секции скульптуры, автор мно­гочисленных памятников и мо­нументов (в частности, на Пок­лонной горе). Обилие же пред­ставителей богемы, то и дело чокавшихся и обнимавшихся с «Юркой», лишний раз убеждало, что хозяин застолья – «свой парень», особенно по части эпи­курейства. И погулять от души не прочь, и дружить умеет, и обаянием не обделен.

Действительно, Юрия Черно­ва любят и обожают еще с шес­тидесятых, когда он вместе со своими сверстниками и едино­мышленниками буквально взор­вал мертвечину и казенщину тогдашнего художественного официоза. Он не принадлежал к числу радикальных «авангардис­тов» и «нонконформистов». Он был и остается строгим реалис­том (правда, с неизменным ро­мантическим «уклоном»). И хотя он начинал с сугубо «производ­ственной» тематики, уже в пер­вых его скульптурных компози­циях рабочие выглядели не тща­тельно «отлакированными» жиз­нерадостными манекенами, а утомленными нелегким трудом и обремененными повседневными заботами людьми с улицы. Не­даром стиль, одним из «класси­ков» которого считается Юрий Чернов, вошел в учебники по искусствоведению под названи­ем «суровый».

Экспонаты для юбилейной выставки предоставила Треть­яковская галерея, не прекраща­ющая приобретать работы скуль­птора, начиная с его первых шагов в искусстве. Сегодня в ГТГ собрано более сорока произве­дений г-на Чернова. Выступив­ший на банкете начальник управления кадров МВД России Игорь Остапкин тепло поблаго­дарил художника за создание памятника сотрудникам МВД, погибшим при выполнении слу­жебного долга (он установлен на Трубной площади), а также за его помощь в возрождении Сту­дии художников МВД России имени Верещагина. Юбиляру, по милицейской традиции, были вручены именные часы.

«Бойцы»-шестидесятники наперебой вспоминали прожи­тые годы. Кто-то пошутил по поводу того, как в годы застоя распределялись госзаказы на бюсты выдающихся людей. Трижды и четырежды Героев Соцтруда лепил Лев Кербель, дважды Героев – Юрий Чернов, а уж просто Герои оставались на долю Владимира Цигаля и всех прочих.

«Гвоздем» экспозиции стал проект памятника Шолом-Алейхему, который в ближайшие ме­сяцы будет установлен в Москве возле синагоги на Большой Бронной. В беседе с обозрева­телем «М-Э» г-н Чернов сказал, что его давно волновал образ великого писателя, соединивше­го в своем творчестве еврейс­кую, американскую и русскую культуры. В течение трех лет он работал над проектом памятни­ка, который выставил в одной из московских галерей, и начал обращаться к спонсорам из раз­ных городов Америки и Израиля за поддержкой в осуществлении замысла. К безмерному удивле­нию автора, его призыв оставил равнодушным всех, кто по идее должен был с благодарностью принять подарок. Ни в Израиле, ни в США энтузиастов не на­шлось. В один прекрасный день галерею посетил мэр Москвы Юрий Лужков. Осмотрев проект, он сказал, что незачем терять время и искать богатых дядей в заморских краях, их и в Москве с избытком. Вскоре решение о сооружении памятника было принято на уровне столичного правительства.

 «Мегаполис-Экспресс» №34 от 30 августа 1995 года